тская литература» (2002) и ряда работ по теории литературы.
ВВЕДЕНИЕ
В наши дни происходит возвращение отечественной культуре яркой плеяды литературных имен и целых пластов художественной литературы, связанных с этими именами. Это прежде всего писатели «серебряного века», значительная часть которых после революционных событий 1917 года и Гражданской войны стала писателями так называемого «русского Зарубежья». Исчезновение причин, тормозивших до недавнего времени полноценное изучение творчества таких художников, создает сегодня возможности более пристального и конкретного литературоведческого анализа их произведений, внесения в сферу научного рассмотрения фактов, ранее остававшихся либо на периферии этой сферы, либо вообще вне ее из-за идеологических барьеров и ограничений; для осмысления серебряного века в целом – как особого уникального периода литературно-художественного развития. Творчество писателей конца XIX – начала XX в., как и деятельность тех из них, чье творчество продолжилось впоследствии в эмиграции, попадало в поле зрения советского литературоведения. Однако интенсивность внимания к тем или иным из них и сам характер этого внимания обусловливались привходящими обстоятельствами. Так, в наблюдениях над творчеством А.Н. Толстого, вернувшегося в СССР и ставшего одним из крупнейших советских писателей, порою присутствовали апологетические интонации, творчество А.И. Куприна, успевшего вернуться на Родину, изучалось внимательно и вполне академически, творчество лауреата Нобелевской премии И.А. Бунина в 50-е годы было в основном возвращено советскому читателю и тоже стало исследоваться.
Б. Зайцев, И. Шмелев, А. Ремизов, Е. Замятин, В. Ходасевич, Д. Мережковский и др. возвращались в нашу культуру трудно и медленно. Изучение таких художников внутри страны только лишь возобновляется. От вступительных статей в сборниках «избранного» и проходных упоминаний в различных контекстах литературоведы начинают переходить к осмыслению роли литературных деятелей и характера их творчества в системе культуры серебряного века в ее неповторимом своеобразии. Потому заново прочитываются и вводятся в активный научный обиход работы П.Бицилли, И. Ильина, К. Мочульского и др. исследователей из кругов русского Зарубежья, потому российские литературоведы в последние годы со все более напряженным вниманием обращаются к изучению творчества названных художников, а также, например, Вяч. Иванова, А. Белого, К. Бальмонта, В. Розанова, Ф. Сологуба и др., заново возвращаются к наблюдениям над творчеством А. Блока, В. Брюсова, Ив. Бунина и др. Естественно, что нового внимания к себе требуют также те литературно-художественные группировки и течения, к которым в серебряный век принадлежали многие из крупнейших его деятелей (символизм, акмеизм, футуризм и т.д.), тем более что некоторые устоявшиеся идеологические их оценки уже устарели, но, будучи сняты конкретным объективным анализом, все еще оказывают определенное воздействие на читателя, формируют стереотипы, преодолевать которые в психологическом смысле нелегко.
Для литературы конца XIX – начала XX вв. характерны и некоторые общие, универсальные тенденции, которые дают о себе знать и в произведениях символистов, и в творчестве несомненных реалистов. Художественный синтез принадлежит к числу таких общих для серебряного века особенностей.
Советское литературоведение в целом весьма точно уловило эту особенность. Применяя различные термины, о ней так или иначе говорят в своих работах, посвященных литературе «грани веков»; крупнейшие исследователи, отмечающие, например, «текучесть» определенных литературных явлений, наличие в системе жанров своеобразных «промежуточных феноменов» и т.д. (работы В.И. Кулешова, В.А. Келдыша, А.Д. Захаркина, Г.Л. Вялого и др.). Имеется немало ярких наблюдений над произведениями символистов, воплотившими в себе бесспорный контакт литературного начала с музыкальным (работы Д.Е. Максимова, З.Г. Минц и др. о творчестве А. Блока, работы А.В. Лаврова, Л.К. Долгополова:и др. о творчестве А. Белого). Внимание специалистов из области теории жанра не раз привлекали «симфонии» А. Белого как литературные произведения, которым автор придал традиционно музыкальное жанровое обозначение. Еще П.М. Бицилли ставил вопрос о влиянии принципов музыкальной композиции на прозу Чехова, и в недавнее время этого рода идеи были возобновлены в работах Н.М. Фортунатова.
Вместе с тем подобного рода наблюдения, носившие либо общеметодологический характер, либо тесно связанные с творчеством того или иного конкретного автора, материей и плотью тех или иных конкретных текстов, вряд ли успели уже охватить феномен художественного синтеза во всех важнейших его гранях и в то же время с достаточно пропорциональным вниманием к основным деталям этого феномена. Художественный синтез был не частной чертой, а одной из немногих основных «опор» в поэтике символистов (а через их посредство и вообще серебряного века). «Синтеза возжаждали мы прежде всего», – писал Вяч. Иванов (курсив наш. – И.М.)[1]. Если художественный синтез есть основа всего (!) для крупнейшего теоретика символизма, то синтез в символистской поэтике и исследовать надо с адекватным вниманием (не ограничиваясь, как обычно бывает, наблюдениями над символом).
Феномен художественного