гам нелегка: невидимые рифы и мели подстерегают мореплавателей, вознамерившихся при жизни попасть в этот земной рай.
Остров Ведьмы был именно таким – опасным и притягательным. Немало кораблей нашло последнее пристанище на подступах к этому коварному парадизу, где вполне могла бы жить сестра злокозненной волшебницы Цирцеи. Много лет миновало, прежде чем на картах появились отметки, свидетельствующие о том, что лучше в этих водах не задерживаться, поскольку подходящих для якорной стоянки мест здесь нет, а вот рифов и мелей – предостаточно.
Свое название остров получил благодаря темной истории, приключившейся некогда с английским торговым шлюпом, шедшим в Лондон из Джеймстауна. На борту этого корабля через неделю после того, как он покинул гавань, была обнаружена молодая и красивая индианка. Преспокойно сидя в темном трюме посреди бочек с засоленной говядиной, она почти вслепую мастерила амулеты из перьев и маленьких косточек – не то птичьих, не то крысиных.
По-английски девушка совсем не говорила, поэтому выяснить, как она попала в трюм, не удалось. Слово «Ниай», которое она часто повторяла, моряки сочли именем, и это было все, что им удалось разузнать о дикарке. Шкипер раз за разом допрашивал матросов, однако все они отрицали свою причастность к ее появлению на корабле. В конце концов было решено, что судьбу странной пассажирки определит хозяин корабля, состоятельный лондонский торговец. А пока что шкипер выделил ей для проживания чулан, где раньше хранились запасные паруса, и стал учить английскому. Последняя затея оказалась неудачной: индианка не просто не желала запоминать незнакомые слова, но всячески их коверкала, как будто дразня своего учителя. Вскоре ему удалось понять, что она называет себя «Дитя Ветра».
Не всем морякам ее присутствие на борту пришлось по нраву: женщина на корабле, шептались они, это не к добру. А ведь Ниай к тому же была колдуньей! Свои варварские амулеты она развешивала повсюду, загадочным образом проникая сквозь любую запертую дверь, и на просьбы прекратить это богопротивное дело отвечала лукавой улыбкой.
Через несколько дней недовольство матросов достигло пика: рано утром они собрались на квартердеке и потребовали, чтобы капитан посадил ведьму в шлюпку или позволил выбросить ее за борт. Дело шло к мятежу, вот-вот должна была пролиться кровь, но в этот миг в предрассветном тумане появились очертания острова, не обозначенного на картах. Увидев его, Ниай рассмеялась, что-то прокричала на своем птичьем языке и… прыгнула за борт. Несколько часов спустя испуганные моряки все еще слышали отголоски ее смеха.
Старый боцман твердил, будто девушка не утонула, а побежала к видневшейся неподалеку земле, легко переступая с волны на волну, и многие ему верили. Корабль пришел в Лондон, пройдя сквозь череду жестоких штормов. Только благодаря тому, что он не утонул по пути домой, таинственная история получила огласку, а остров обрел название.
Годы шли, легенда обрастала подробностями. Говорили о женском голосе, который звал моряков на остров Ведьмы, обещая жизнь, полную необычайных наслаждений; о странных блуждающих огнях, что парили над погруженным во тьму берегом и мигали на манер сигнальных фонарей, заманивая корабли в смертельно опасную ловушку; о ветре, который мог посвежеть, в мгновение ока превратившись в опасный шквал. Об острове Ведьмы знали все, но мало кто из мореплавателей рисковал к нему приближаться.
Солнце стояло в зените, когда дозорный на грот-мачте брига «Нимфа» закричал во весь голос: «Земля! Прямо по курсу вижу землю!» Он торопился, желая получить награду, обещанную капитаном Фрэнсисом Холфордом тому, кто первым заметит остров Ведьмы. Его крик всполошил погруженный в дремоту пиратский корабль, словно камень, брошенный в омут. Матросы побросали швабры, которыми без особого усердия возили по палубе вот уже пару часов, и сгрудились у борта, высматривая далекий берег. Юнга Кит, тощий, болезненного вида мальчишка, поднялся по трапу из трюма, держа в руках тяжелое ведро с грязной водой, и вытянул шею, с интересом поглядывая на матросов, но Толстый Томас, корабельный кок, сердито крикнул ему:
– А ну, не ленись!
Тоскливо вздохнув, мальчик выплеснул воду за борт и спустился обратно, а сам кок вразвалочку подошел к фальшборту и оперся на планшир.
Только высокий, худой, как скелет моряк, стоявший за штурвалом – квартирмейстер Билл Рэнсом, – ничем не выказал любопытства: он лишь скорчил досадливую гримасу и пробормотал что-то о грехах, которые нужно замаливать или закапывать поглубже, если уж нет желания каяться перед Всевышним.
Капитан «Нимфы» не заставил себя долго ждать. Он вышел на палубу из своей каюты, на ходу раздвигая подзорную трубу. Его темно-синий, обшитый серебряным галуном камзол сидел на худощавой стройной фигуре, как всегда, безукоризненно, а в нетерпеливых, резких движениях сквозила ярость. Матросы притихли – никому не хотелось навлечь на себя гнев вспыльчивого кэпа, и наступила недолгая тишина.
Фрэнсис Холфорд долго разглядывал в подзорную трубу остров Ведьмы. Темно-русые волосы пирата шевелил ветерок, на красивом лице с высокими скулами и волевым подбородком застыло сосредоточенное выражение. Очень придирчивый наблюдатель истолковал