а Руси,
Да где же мне любовь крестить —
Любовь бездонную, новорождённую?
В одном колодце – на века
Ведро и сруб – и глубока,
Сладка, легка его вода —
Испей до дна!
В другом колодце – ил тоски;
Крутить верёвку – не с руки:
Гремит ведро, шалит ведро —
Оно громоздко и старо.
Колодец третий подключён
Своим космическим лучом —
К созвездиям, истокам рек,
И к снам, что видит человек.
Но есть колодец – он в тени
Засох и погасил огни.
Скрипучий ворот поседел,
Ведро худое спит без дел.
Осел туман на мшистом дне;
Едва пробился родничок,
Он весь – воды в один глоток.
Но в тяжком сне —
Его бы мне.
В твоих глазах – их свет далёк —
На самом дне есть тот глоток.
* * *
С высоты предвечернего часа
Лист летит над ступенями – вниз,
Забываясь в кружении частом,
Словно в этом чарующий смысл.
Между небом и Волжским откосом —
До аккордов нездешней весны —
Он в тумане летит безголосом
Сквозь мои разветвлённые сны.
Сон и явь он связует навеки,
В нём воздушные встретились реки,
Те, которым над сетью дорог
Дал свое направление Бог.
Знает лист обо всём случайном,
Что разводит и сводит вдруг:
О возвышенном, сложном, тайном…
Попадая из круга в круг,
Он закручен, заверчен – в жажде —
Никогда не достичь земли,
Одержимый мечтой бесстрашной,
Словно солнце, войти в зенит.
* * *
Не надо к высоте прозренья
Ни слов, ни красок подбирать,
Светил разумные движенья
Победной мыслью осязать.
Там, в глубине неисчислимой,
Таиться будут родники,
И отблески неуловимой,
Сквозящей в музыке, тоски.
Захочешь выразить – не сможешь
Смычком по струнам провести —
И вымолвишь невольно: «Боже,
За этот дерзкий взмах – прости».
И там – на зыбкой звёздной грани —
Земную обнаружив нить,
Не надо поцелуем ранить,
Каким захочешь исцелить.
ПРИЗНАНИЕ
Некий мастер из сочных колосьев и трав
Смастерил короля, Самосветом назвав.
Был король разудал и речист,
Треуголкой сложил остролист,
Шпагой сделал ячменное остье,
Нарядился на зависть колосьям.
Он умел излучать удивительный свет,
Жаждал славы, любовных и ратных побед.
И явился к нему бледно-розовый конь,
Ухом пал на готовую править ладонь.
В перестуке копыт появлялись на свет —
За куплетом куплет, за сонетом сонет.
Сочинитель-король, обожавший шутить,
Как-то раз гарцевал по дневному пути.
Пригляделся – дрожит золотая слеза —
На цветке, что похож на живые глаза.
И сказала роса: «Господин, я твоя,
Я умею, как ты, веселиться
И блистать, как твоя небылица».
Но не понял король эту боль, эту роль,
Эту женственность, что изначальна.
И сказал он шутя: «Я не знаю тебя», —
И росинка упала печально.
Был ли это ее молчаливый упрёк —
Но споткнулся коняга о бледный цветок.
ЁЛКА
Она вошла – сокровище лесное,
И вещи расступились перед ней.
Сплелось, смешалось сказочно-родное —
Из серебра, из бусинок огней.
Она вошла – и запахи схлестнулись,
И детству кланялся волшебный мак.
Верхушкою – звездой на карауле —
Был мрак притянут и рассеян мрак.
Приблизилась – и нет её родней!
Шагну навстречу к ней – и струшу:
Как больно колет огоньки и душу!
Она со мной – и душно, беспокойно
Горят