уре в Союзе писателей СССР, сотрудничал с радио «Свобода».
С 1974 года и по сей день живёт в Москве. Он является автором доброй дюжины книг, переведённых на разные языки.
Советская власть попервоначалу горячо приветствовала его, сочтя Мураталиева преданным ей и вдобавок просвещённым «национальным кадром». Но, как говорится, недолго музыка играла. После выхода романа «Майская кукушка» партийные товарищи высокого уровня дружно обвинили его в отступлении от «классовых позиций, принципов историзма» и в том, что он «объективно подогревает националистические предрассудки», «заострённо и натуралистически описывает отдельные конфликтные эпизоды» (Первый секретарь ЦК КП Киргизии Масалиев и председатель КГБ той же республики Рябоконь).
Настоящему писателю, а не изготовителю пластмассовой или одноразовой литературы, всегда трудно. Цензуру по имени Главлит сменила цензура денег. И Муса Мураталиев занял своё достойное место в современной словесности лишь с 2011 года, когда один за одним увидели свет его книги «Идол и Мария», «Тоска по огню», «Нашествие мигрантов», «Гастарбайтер» и особняком стоящее, едкое «кафкианское» сочинение «Поэт и писарь», фантазия на тему «экзистенции» писательских начальников, которые строили коммунизм под руководством оргсекретаря СП СССР тов. Верченко и, увлечённые этим делом, не заметили, как Советский Союз накрылся медным тазом.
Муса Мураталиев – тонкий стилист и экспериментатор. Он пишет на том замечательном русском языке, в котором еле уловимо ощущается мощное дыхание канувшей империи, сыном которой он является при всех её минусах и плюсах. Вот и этот новый текст, который вы непременно прочитаете, потому что от него невозможно оторваться, одно его название чего стоит, послушайте – «Швоткать»! И это не глагол, не существительное, а так – неведомая словесная зверушка типа «Дыл, бул, щил» А. Крученых или «Скрымтымным» А. Вознесенского. И вся история страны неведомо каким образом отражена в этой его книге, написанной по-молодёжному отрывисто, энергично и изобретательно.
Как это делает, например, годящийся ему в сыновья Дмитрий Данилов, который, в свою очередь, является учеником живущего во Владимире великолепного автора коротких рассказов Анатолия Гаврилова. Данилов – москвич, Гаврилов родился в Жданове, который стал теперь украинским Мариуполем, Мураталиев – в Кыргызстане. Нового его персонажа, блатного богача Бугая, зовут (по паспорту) Совет, церемонную хамку-соседку – Лайма Яновна.
И всё это – наша держава, всё это – русская литература, нравится это кому или совсем наоборот.
Евгений Попов,
Президент Русского ПЕН-центра,
Секретарь Союза писателей Москвы.
07.07.2019г.
Швоткать
Роман
Нож для мясорубки
Я до станции «Рязанский проспект» приезжаю на метро.
Мне нужен Институтский тупик.
Бодренько шагаю, беря курс на запад.
Незнакомая местность действует на меня удручающе.
Я прохожу три автобусные остановки.
Слева – проспект, справа – высокие ограждения.
Думаю, что надо спросить дорогу.
– Уважаемый, – говорю я проходящим людям. – Не подскажете, где Институтский тупик?
Но все молча обходят меня.
Такое впечатление, что никто не хочет разговаривать.
Одна женщина всё же остановилась.
– Такого здесь нет, – говорит она. – Но я точно знаю, что тупик где-то поблизости.
Раньше тут стоял инструментальный завод.
Там делали запчасти для космических кораблей…
Бывший режимный объект.
Женщина молчит, а потом добавляет:
– А где находится Институтский тупик, тоже не знаю.
Я настроен найти Институтский тупик во что бы то ни стало.
Включаю смартфон, но интернет не ловится.
А без навигатора я как слепой котёнок.
Передвигаюсь почти тактильным способом.
Вдруг вижу здание Института управления.
Навстречу мне идёт Бугай.
Здоровый детина, по бокам ещё двое крупных парней.
Я невольно вскрикиваю от радости:
– Здравствуйте!
Останавливаюсь за метр от них.
Бугай, идущий чуть впереди своих товарищей, не реагирует.
Тогда я говорю:
– Я с Одиннадцатой улицы Текстильщиков!
– Откуда-откуда? – переспрашивает тут Бугай.
– С улицы Текстильщиков, а ищу Институтский тупик, – говорю я.
Бугай смотрит мне в лицо.
– Швоткать! – произносит шёпотом.
Слышу густой аромат пены после бритья, такой же, как у меня.
Бугай обращается ко мне неожиданно вкрадчивым голосом:
– Ты что-то попутал, босота!
– Я