ам, подставляя свои худые обтрепанные бока под тёплые лучи небесного светила и хищно поглядывали на тех птичек. Был выходной день. На улицы города в большом количестве высыпал разнообразный люд. Погулять, походить и проводить лето, которое вот-вот должна была заменить наступающая осень.
На круглой площади в самом сердце города помимо разношёрстной группировки лиц, развлекающей толпу, сидело несколько уличных художников, обставившихся своими рисунками: портретами, шаржами и карикатурами на известных актеров и певцов. В основном это были уже взрослые или даже старые люди. В основном они были похожи на бездомных. В основном они были похожи на сумасшедших.
Несмотря на большой поток прохожих, к этим деятелям изобразительного искусства, мастерам красок и кисти, практически никто не подходил. Лишь изредка какой-нибудь ребенок завлекал своих родителей, выклянчив у них смешной портрет путем изнурительных рыданий и заламывания рук. Или влюбленный юнец, пытаясь впечатлить свою избранницу, заказывал её изображение.
Скудное количество покупателей и тотальное безделье пагубно влияло на творческих людей. Их улыбки, вполне искренние и радостные с утра, уже к обеду напоминали растянутое на прищепках бельё. Сил и желания держать осанку не хватало, отчего фигуры мастеров напоминали вопросительные знаки, утыканные на площади по окружности.
Но среди всех этих угрюмых лиц было одно посвежее. Молодой художник лет двадцати пяти сидел чуть в стороне, будто не хотел причислять себя к остальной братии. Да, на его лице тоже читалась усталость и даже раздражение, но по нему было видно, что он ещё не сдался в отличие от остальных. Помимо классического набора рисунков, что громоздились у ног его коллег, возле юноши можно было заметить и более интересные работы. Живопись. Настоящее искусство.
Парень сидел на раскладном стульчике и провожал взглядом каждого прохожего. Казалось, что он пытался телепатически привлечь к себе человека и заставить того купить портрет. Закидывал своими серыми глазами воображаемые сети, представляя, как в них попадётся снисходительный заказчик. Но никого не было. Одна за другой фигуры удалялись прочь, даже не повернув головы в сторону портретистов. Лишь под вечер, перед началом заката, со стороны опускающегося солнца к пареньку двинулся силуэт.
Из-за лучей, бивших в глаза смотрящего, различить кто же это подходит было невозможно, пока человек не оказался совсем рядом.
– Привет. Я Миша.
Миша был местным юродивым. Он представлял собой этакого мужичка тридцати-сорока лет. Точно определить было невозможно из-за его вызывающе неряшливой наружности. Миша всегда улыбался, демонстрируя публике большие неровные зубы, похожие на ослиные. И носил несменную синюю кепку с надписью USA и изображением белоголового орлана, затершуюся и лоснящуюся от времени.
– Привет, Миша. Что хотел? – парень соорудил из своей ладони козырек над глазами и посмотрел на подошедшего мужичка.
– А нарисуй меня. Толькось красившо шобы было, а.
– Миш, ну зачем тебе это? Иди куда шёл.
– Ну, нарисуй, милчеловек. Ну шо тебе стоит, а?
– Тысячу рублей стоит. Есть у тебя?
– Ща, ща посмотрю я, ага.
Миша запустил руки в карманы своих поношенных синих спортивных штанов и через пару секунд выудил оттуда деньги.
– Во, во, возьми. Нарисуй, а.
– Миш, тут рублей двадцать всего.
– Это всё, шо есть, милчеловек. Нарисуешь? Шобы красиво было!
Художник сжал лицо между ладоней, но через мгновение отпустил и махнул рукой.
– Ладно. Вот сюда садись и не дёргайся особо. Нарисуем. Красившо! – передразнил он, раскладывая перед собой второй стульчик.
Миша уселся и даже какое-то время смог просидеть спокойно. Но всё же его терпению пришёл конец, и он начал елозить и дергаться на стуле, пытаясь заглянуть в листок.
– Покажи, а.
– Тут только набросок, я не закончил. Сиди смирно.
– Ну покажи, покажи, милчеловек.
– Ну, вот. Пока так. – художник развернул листок.
– Ох, тыш. Эт я? Красившо у тебя выходит, ага!
– Красившо… Только не проживешь на эту красоту.
– Шо?
– Денег не платят за красоту, Миш. Кушать не на что!
– Так не деньги же ж главное, милчеловек. – Миша приподнял козырек кепки и внимательно посмотрел в лицо художнику. Тому на какое-то мгновение даже показалось, что вовсе и не дурачок на него смотрит, а старый мудрец – столь глубоким был тот взгляд, столь проникновенным.
– И что же главное?
– Так эта. Любовь. Совесть. Друзья. У меня ж знаешь сколько друзей? О! – Миша развел руки в стороны, будто показывая размер пойманной рыбы. – У тебя вот есть друзья?
– Девушка есть.
Художник отложил картину и показал Мише фотографию милой рыжей девушки на экране своего мобильного.
– О-о-о. Красивая, ага!
– Да, красивая… И умная. И надёжная.