(сообакин сын) зачем-то залаял на нее. Наверное, на велосипед разозлился. Пришлось идти к ней на выручку.
Тонечка в мониторку не пошла – сразу наверх. Перед самым выходом, в коридоре я остановил ее, заглянул в глаза томным взглядом, бесцеремонно рукой забрался ей под короткую юбку и нежно провел ребром ладони меж ее ягодицами и весьма ниже.
Тонечка вспыхнула и… отстранилась. Впрочем, как-то так неуверенно отстранилась, не сразу.
«Ну, женские дела, наверное», – глубокомысленно оправдал я свою неудачу.
Я смотрел в ее красивые карие глаза, наслаждаясь такой знакомой (в определенные моменты наших отношений) глубиной, целомудренно чмокнул ее в щечку. Тонечка застенчиво опустила глазки, постояла так немного, вновь подняла на меня взгляд, и мило улыбнулась. Эта улыбка ее сладко проникла в душу, сжала сердце и опустилась вниз известным всем мужчинам напряжением.
Тонечка уехала на своем велосипеде, а я стоял загипнотизированный, и какое-то незнакомое, необъяснимое чувство медленно и неудержимо овладевало мной.
«Странная она какая-то сегодня, – недоумевал я, – необычная…»
* * *
В одну из промозглых ночей мне не спалось. Я смотрел в монитор и в грудах металла в цеху в своем воображении строил парадоксально необычные замки. Внезапно пришло воспоминание: Тонечка Воробьева как-то рассказывала, делая страшные глазки, что не ездит на велосипеде.
В следующее мое дежурство в будний день, между всем прочим, она поинтересовалась, как мне глянулась ее сестра-близняшка Аня?
В красивых глазах ее я прочитал озорство, граничащее с хулиганством.
– …Вы… очень похожи… – попытался вывернуться я, совершенно сбитый с толку. – У вас одинаковые… эти… носики… но ты… ты, безусловно, красивее!
– Не-а! – не поверила Тонечка Воробьева. – Мы разные. Совсем разные!
– Правда? – очень заинтересованно спросил я… И надолго задумался.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Один раз в конце своего рабочего дня Тонечка Воробьева куда-то очень торопилась. Заскочив на минутку ко мне в мониторку, она попросила выбросить использованный рулон пленки от факса куда-нибудь подальше, а еще лучше, вообще сжечь. Наш начальник Исаев был весьма подозрительным, наверняка эта инициатива исходила от него.
Этот рулон я зашвырнул в шкаф и сразу про него забыл. Только через неделю, я его случайно обнаружил, и, отмотав немного, глянул на свет. Оказалось, что пленка сродни копирки. На ней было видно все, что печаталось на факсе. При следующей встрече с Тонечкой Воробьевой я сказал ей, что сама пленка не нужна, а вот пластиковая втулка, на которую она намотана, мне сгодится. С тех пор Тонечка Воробьева несколько месяцев таскала мне все использованные рулоны от факса. И конечно с пленкой. Ну, в самом деле, не сматывать же изящными женскими пальчиками с наманикюренными ноготочками километры пачкающейся пленки.
А я че, а я ни че! Дежурство длинное, делать все равно нечего. Вот я и читал и всешеньки знал, чем наши начальники занимаются. Пре интереснейшее занятие,