патриархальным, мало в чем меняющимся десятилетиями укладом бытия сельщины, со многим другим, что являло моему сознанию и разуму разноликое, сокровенное естество с оттенками простодушной радости, неугнетающей грусти и желание бодрого движения… Упиваясь росяной свежестью, заздравным многозвучием околицы, березняков, полевых балок, украшенных лазоревыми цветками, я не испытывал долгих кризисов в творчестве. В упор и исподволь я наблюдал будни и праздники малой родины, душой вникал, изучал окружающий мир. Одни явления отображал в прозе, другие – в стихах, третьи – в лесных скульптурах, художественных фотографиях, рисунках. Выходили в свет мои книги. Правда, не с таким темпом, как бы мне хотелось. Ну да и за это спасибо! А еще… те или иные «сдерживающие факторы» на меня действовали не только огорчительно – они понуждали не расслабляться, а более тщательно, углубленно работать над словом. И вот сегодня из всего накопленного я собрал двухтомник стихотворений и поэм «Просёлки» и «Позаранник», под общим названием «Необжитые пространства». Молюсь и уповаю на Божью помощь. На участие добрых людей. И книги незакатным днем придут к чаянным читателям. О том же сказ вешних ветров, широко и вольно разгулявшихся в пробуждающейся донской сторонке.
Автор
На исходе марта
2017 г.
1
Если однажды господь…
Стихи
Мне не позволят долго спать,
Гулять беспечно на природе.
И в зайца из ружья стрелять,
Ромашки на опушке рвать
И плохо думать о народе.
И если чем-то я стеснен
И к цели медленно шагаю,
Они даруют мне уклон —
И я легко бегу… взлетаю!..
Слепая бабушка и розы
Розы цвели под окном у старушки слепой,
Каждое утро, проснувшись, она подходила
И, приткнувшись к стеклу седой головой,
Пенье беззвучное слушала и шептала: «Как мило…»
Пение их понимала она, было знакомо до нотки,
Солнцу улыбку даря, они говорили: «Твой сон
Светел и розов, и хоть он короткий,
Но знаменует, что жизни тих и ровен уклон.
Что снег запорошит калитку, наличники окон,
Картинку покажет: глядеть – как в раю побывать!
Будет Господь караулить Всевидящим Оком
И никого в твою душу, в жилище твое не впускать.
Хлеба Он даст, и воды, и приятные сумерки
С праздничным звоном сверчков под лежанкой твоей.
А домовой будет в ночь перекладывать сумки,
Но не уйдет с чердака, чтоб блукать средь полей».
…Розы все пели. И бабушка тож улыбалась,
Верила им, как верят ребенку всегда.
Себя она помнила юной и очень счастливой казалась,
И куда-то бесследно пропали накопленные года.
Забылось… и вспомнилось, словно отрезало тотчас
Каким-то не имеющим объяснения жестом. Она
Босая. Подросток. К ней мать обращается: «Дочка,
Послушай, родимая, отца загубила война.
Мне тоже дорога без обратного возвращения.
Останешься ты. Как же сможешь, незрячая, жить?»
И заплакала: «Родилась ты на свет для мучений,
И никто тебя больше не будет так сильно любить».
«Ты не горюй, – как могла, утешила девочка маму, —
Милостив Бог, обрету я хороших друзей».
Мать потом умерла, закопали в глубокую яму,
И сиротка судьбу попросила, чтоб била больней.
Шла с кладбища она. Вот проулок, калитка, подворье,
Не направилась в хату, лопату взяла, стала рыть
В палисаднике. Розы она посадила. И горе
Притушилось (оно ведь способно вконец загубить!).
Притомилась старушка от мыслей, истекших нежданно,
Возвернулась к постели. На тумбочке кружка с водой
И лекарства в таблетках, в пузырьках здесь лежали,
Неохотно потрогала чуть трясущейся слабой рукой.
Но не выбрав из них, чтоб сейчас подходило вернее,
Прилегла. И опять в забытье кто-то тайный увлек.
Интернат инвалидов. Душою она стала зрелой.
Институт… Потом в школе вела по природе урок.
Намечалась с коллегой любовь. Но как-то свернулось,
Сбилось с тропки, на том и амур незаметно исчез.
В материнской избушке забилась она и замкнулась,
Возраст в тишь поманил, как нас манит по осени лес.
Век она прожила, одиночество ее не смущало,
Не тяготило, ведь мир наполнен вокруг,
Нет конца