Нельзя! Поступления у нас большие; нужны свободные места, а у вас хронические задержки наблюдаются…
– Аркадий Симонович, его нельзя переводить! Он с поступления находится без сознания? А основные показатели почти в порядке… Тяжелый ишемический инсульт! Но я надеюсь, мы его скоро вытащим, тогда и переведём… – возразил Леонид Андреевич, подкупавший благородным обликом любого, когда-то имевшего с ним дело.
– Ну, вот! Какой вы у нас, голубчик, непонятливый! – сменив прежнюю плаксиво-ласковую интонацию на нетерпеливо-вежливую, прервал его заместитель главврача. – И весьма впечатлительный, к тому же… Я сказал бы, даже сентиментальный! – и, направляясь к выходу из тесноватой палаты интенсивной терапии, надавил голосом. – Надеюсь, вы всё поняли, голубчик, и сегодня же переведете его в неврологию… В третье отделение!
– Так ведь рано, Аркадий Симонович! Он без сознания… А за свободные места не волнуйтесь! Вон, рядом с ним свободная койка, в случае чего! И в отделении еще четыре свободных! – возразил Леонид Андреевич, что заметно возбудило заместителя главврача.
– Ну, как знаете! А руководство клиники во всех случаях будет поступать в соответствии со своими полномочиями! В том числе, и в кадровых вопросах! – закончил он недвусмысленной угрозой увольнения.
«Только этого мне и не хватает! Чем больше радеешь за больных, тем меньше нужен нашему славному здравоохранению!» – с усмешкой, не компенсирующей огорчения, констатировал Леонид Андреевич, когда дверь за начальником закрылась.
Через минуту в ней, едва приоткрытой, показалось испуганное личико медсестры.
– Входите, Анна Павловна! За системой-то вы аккуратнее следите, пожалуйста… Я ее уже сам перекрыл! – с упреком, но без давления произнес Леонид Андреевич.
– Да, я всё ждала, когда Аркадий Симонович уйдет! – шёпотом оправдалась хорошенькая медсестра. – А вы вчера смотрели программу «Время»? – спросила она, привычно орудуя рядом со мной различными трубками, иголками и мерными склянками.
– Нет, Аня! Я эту программу редко смотрю. Не до нее как-то…
– Тогда я вам расскажу, Леонид Андреевич! Ведь еще одну бригаду «Скорой» исколошматили… Прямо, напасть какая-то! Уже домой после дежурства бывает страшно ходить! Мало того, что грязь всюду по щиколотки, так еще ужасы такие происходят!
– Анна Павловна! Вам мой совет: делайте своё дело на совесть, относитесь к больным, как к самым родным своим людям, и нечего будет вам бояться!
– Ну, да! – не поверила девушка. – Откуда же эти бандиты узнают, как я работаю!
– Да кто же вам сказал, что всюду у нас бандиты?
– Вы шутите? А кто же они?
– Ну, не знаю… Сдаётся мне, что такое чаще происходит от безысходности и желания восстановить хоть какую-то справедливость! Всё это, думаю, не столь уж очевидно. Не агрессия это и, тем более, не внушаемый нам с экрана ужасный и кровожадный терроризм, якобы всюду нас поджидающий! Справедливость нужна во всём… Так что, не бойтесь! Ну, что же вы! Опять вену расковыряли! О больном следует думать больше, а не о мнимых опасностях! – упрекнул врач.
– Вены у него совсем никудышные, Леонид Андреевич! – стала оправдываться медсестра. – «Подключичку» бы поставить, да ведь сами говорили, что все закончились…
В палату как всегда шумно ввалился Владимир Александрович, коллега Леонида Андреевича, заполнив своей богатырской фигурой и без него стесненное пространство.
– Так вот ты где прячешься! – обрадовался он к Леониду Андреевичу. – А тебя Аркаша в шестую призывает… Злой, как обиженный лев! Видно, сегодня он на тебя зубы точит! – хохотнул Владимир Александрович. – Не всегда же меня грызть! Пусть я и большой как слон, но экономить меня всё же следует! И устал я! Даже не представляю, когда тебе смену сдам, а спать хочу, как младенец! Ночка сегодня выдалась, не поверишь! Троих вынесли, хотя боролись за каждого больше, нежели они сами… Да и соседа, который был рядом с твоим ученым приятелем, – он мотнул головой в мою сторону, – Еще ночью в морг определили! Зато приятель твой тут выдавал-старался: в пять двадцать систолическое рухнуло до сорока… Я уже собирался экспресс заказывать! Но вытащили, слава богу! Ну а ты иди, иди… Получай у шефа, что заработал!
Мне, наконец, удалось вырваться из тумана и разорвать слипшиеся веки. Окружающее пространство мутно закачалось в неустойчивом сознании. Резкость не устанавливалась; все предметы, словно карусель, завертелись вокруг меня по часовой стрелке. Тупо болел неаккуратно проткнутый иглой локоть, опутанный проводами и трубками. Я, видимо, застонал, чем обратил на себя внимание Владимира Александровича.
– А вот и наш дружок вернулся! – обрадовался он. – Какой вы, право! Лечили вас, лечили! А вы взяли да и пришли в сознание! Верно люди говорят: «Если человек захочет жить, то медицина против него бессильна! – он захихикал. – Что сказать-то хотели?
От слабости я опустил чугунные веки, и сразу вспомнилась и кафедра, и молодой наш декан, взявшийся откуда-то по щучьему или сучьему велению на погибель заслуженного факультета, живущий с начальством по принципу «что