по следу, и тем сильнее и больнее от этого зла, когда ты совсем не ожидаешь его.
В лодочном сарае, сбитом из досок, на берегу озера, где располагался детский лагерь, зло творило свое преступление. Торжествовало, рушило жизнь, топтало судьбу маленького человека.
Туман спустился на озеро и покрывал его толстым молочным покрывалом. Почти полная луна стояла высоко,
освещая холодным голубо-серым светом макушки высоких елей вокруг озера. В ее свете лохмотья тумана играли над озером. Покосившийся лодочный сарай служил не только хранилищем для лодок. Здесь была и мастерская для ребят из лагеря, и место, где хранили всякий ненужный хлам. От сарая к берегу тянулся уложенный досками пирс. Он спускался к воде и нависал над неподвижной гладью. Здесь можно было посидеть с удочкой, а можно было просто помечтать, всматриваясь в идеальную гладь черного озера, например.
– Нет, пожалуйста, не-е-е-ет! Мне больно! – раздирающий от ужаса голос девочки, казалось, подпитывал Зло. – Хватит, прошу вас, хватит!
Но ответа не было, зло лишь шумно дышало перегаром, совершая насилие над одиннадцатилетней школьницей Мегги, жизнь которой в этот момент из прекрасного беззаботного детства превратилась в вечный кошмар и боль, которую ничем уже не поправить.
Она была единственным, любимым ребенком у своих родителей, появившись в их жизни гораздо позднее, чем в среднестатистической семье. Мегги росла в любви, милым цветочком, которого обожали соседи, не испытывала страха перед людьми и никак не ожидала такого от уважаемого человека, директора школы, в которой училась Мегги.
Каждое лето по окончании учебного года школьники отправлялись на две недели в лагерь у озера. Это было замечательное время, когда родители могли привести в порядок разум и свои дома после долгих месяцев учебы детей, немного развеяться и выдохнуть.
Мегги появилась у своих родителей в тот момент, когда они уже смирились с бездетной жизнью. Маме Мегги было чуть за 40, и известие о когда-то долгожданной беременности было для нее как информация о том, что инопланетяне существуют, они уже здесь, приехали к ней домой с подарками.
Конечно, родители вложили в Мегги столько любви и заботы, сколько вообще можно вообразить. Мегги росла спокойной, уверенной девочкой, увлеченной математикой и астрономией. Бывало, они лежали с отцом на лужайке возле дома и смотрели на звездное небо, искали и угадывали созвездия. А еще они любили играть в истории про жителей далеких планет. Выбирали какую-нибудь звезду и воображали, что за существа живут на этой планете, как они выглядят, чем занимаются, как общаются. Какие там растут растения и растут ли вообще.
– Папа, а ты веришь в переселение душ? – спросила однажды Мегги, когда они воображали розовых инопланетян с далекой мерцающей звезды.
– Ну-у-у, я точно знаю, что в каждом из нас есть душа и что мы появляемся на этот Свет не просто так, у всех своя миссия, и знаешь, откуда я это знаю? Из-за тебя! Мне неизвестно, какая у тебя миссия, но ты уж точно сделала нас с мамой самыми счастливыми родителями в мире, – папа поцеловал Мегги в макушку и крепко обнял, ведь папины сильные руки могут защитить ото всех бед.
Сквозь пелену слез Мегги увидела торчащее из ящика с инструментами шило. Собрав все силы, маленькая хрупкая девочка сделала рывок к ящику и схватила шило. Еще мгновение – и Мегги воткнула его в ногу обидчика. Туша отпрянула в недоумении. Мегги развернулась и с непонятно откуда взявшейся силой и злостью стала вколачивать шило в грудь директора. Удар, еще, еще… Директор качался, хрипел и, казалось, вообще не понимал, что происходит. С диким криком, совершив последний удар, Мегги выронила шило и с мгновение с ужасом смотрела на мужчину. Опомнившись, Мегги выбежала из лодочного сарая и побежала к лесу. Она бежала, не чувствуя ничего, ни веток, хлеставших ее по лицу, обдирающих худые ножки, ни камней под ступнями…
С того злосчастного дня жизнь в маленьком Кортере изменилась. Не было никаких других тем для обсуждения, кроме этой жуткой истории. Журналисты, приехавшие для сьемки сюжета, сделали происшествие в маленьком городке известным на всю страну.
В ходе расследования несколько подростков признались, что мистер Роуби, директор школы, склонял их к сексуальному контакту и в обмен закрывал глаза на проступки и конфликты с учителями. Общество требовало самосуда над директором школы, который впал в состояние комы после серьезной кровопотери. Палату преступника пришлось охранять полиции из другого штата. Около дома Мегги также постоянно дежурил офицер, потому что снующие журналисты в погоне за резонансным сюжетом не гнушались ничем. Едва завидев родителей девочки, возвращающихся домой, они неслись к ним с камерами, выкрикивая на ходу вопросы, чем повергали бедных и без того находящихся в трансе людей в шок.
Мегги, которая и до случившегося была не сильно разговорчива, вообще ушла в себя и отказывалась от любого общения и еды.
На все вопросы полицейских она отвечала коротко и сухо. Каждый день к ней приходил психолог, но Мегги не особо хотелось с ней общаться.
– Как ты?
Психологом была милая женщина лет пятидесяти,