ожет быть, папа собирает звёзды для опытов? Насобирает их полный мешок и в свою ракету засовывает. А потом рассматривает каждую звёздочку, любуется ею. Самые симпатичные складывает в коробку. У меня тоже есть своя коллекция звёзд. Правда, мама называет их камнями и всё время обещает выбросить. Она просто не знает, что они падают с неба. Наверно, мне их папа оттуда бросает. А когда он прилетит домой, подарит ещё парочку новых звёзд. Как мне будет завидовать Ирка!
Сегодня за завтраком, ковыряя вилкой в тарелке, я изо всех сил старалась показать маме, как мне грустно. Она сидела напротив меня, ела свой любимый «Геркулес» и думала о чём-то. Моя мама маленькая и худенькая, но всегда говорит, что ей надо следить за своей фигурой. Как это следить? В фуражке и с биноклем, как пограничник?
Наконец мама обратила на меня внимание.
– Татьянус, ты что возишься? Давай быстрее, а то мы с тобой в садик опоздаем.
Мамочка часто называет меня Татьянусом. А ещё двуликим Татьянусом. Говорит, что я хитренькая и у меня два лица. Сколько ни рассматривала себя в зеркало, второго не видела.
– Я грущу.
– Почему? Что случилось? Может, тебя кто-то обидел?
– Нет, никто не обижал. Просто настроения нет, – сказала я, вздохнув, и добавила: – В звездонарий опять хочу.
Почему такая взрослая девочка, как я, должна всегда делать то, что не нравится: вставать рано утром, есть глазастую яичницу или скользкую кашу, чистить зубы, надевать колготки и идти в садик? Особенно не любила я советские противные коричневые колготки с растянутыми коленками. Интересно, взрослые тёти их носили? Почему не разрешают многое и не водят туда, куда давно хочется?
– Мы обязательно пойдём в планетарий, Танюш, я обещаю тебе.
– Ладно. А нас опять дядя Котофей повезёт в садик?
– Сколько можно тебе говорить, что его зовут Тимофей. Дядя Тимофей.
– Всё равно странное имя. Просто Котофей звучит смешнее. Как в сказке, которую ты мне читала. И усы у него такие же длинные, как у кота. Вот у моего папы-космонавта правильное имя – Владимир.
Мама вздохнула и поцеловала меня.
Мы с дядей Котофеем не дружим. Он не верит, что наш папа летает в космосе. А ещё не любит, когда девочки играют в космонавтов. Он часто мне указывает на кукол, мирно сидящих на диване в ожидании хозяйки, и напоминает, что пора бы снять мой космический шлем, который он называет ведром, и начать укачивать кукол. Когда Котофей в первый раз пришёл к нам в гости, я вышла поздороваться. Я была в шлеме. Ну и что, если настоящего скафандра у меня пока нет? Его скоро привезёт папа из космоса. А дядя посмотрел на меня, поцокал языком, покачал головой и спросил:
– В снеговика играешь?
– Нет! В космонавта.
– А почему ведро на голове?
– Это шлем, не понятно, что ли? Как у моего папы. Он космонавт и сейчас летает в космосе.
– Девочки в космонавтов не играют! И в какой галактике летает папа?
– В самой лучшей! – сказала как отрезала я.
Мне стало обидно за мой шлем, за папу и ещё за какую-то галактику. И я решила сменить тему:
– А вы носите колготки на работу?
Услышав мой вопрос, дядя погрозил мне пальцем и потом долго говорил маме то ли о моём питании, то ли о воспитании. Его усы смешно прыгали, то поднимались, то опускались. Наверно, они забавно щекотали Котофея. Я расхохоталась. Мне показалось, что маме тоже будет очень весело. Но она взяла меня за руку и отвела в другую комнату.
Вечером, когда мама пришла за мной в детский сад, она попросила закрыть глаза. Я услышала, как щёлкнула замочком мамина сумка. Мама что-то доставала оттуда.
– Можно уже? – тихо спросила я.
– Пока нет.
– Ну можно уже? Теперь можно! – ответила сама себе я и открыла глаза.
Мама улыбалась и держала в руках два билета.
– Мы идём в звездонарий, мамочка?
– Да, Татьянус, в субботу мы идём с тобой в звездонарий!
Из детского садика мы не шли, а бежали. Во-первых, пошёл сильный дождь, а зонтик мама всегда забывает дома. А во-вторых, нам было очень весело.
Я всё время спрашивала, как там наши билеты в сумке. Не намочил ли их дождик? Но мама всё надежно спрятала…
В субботу утром к нам пришёл Котофей. Он поводил усами из стороны в сторону и спросил:
– Ну, и где больная? Как же ты маму не уберегла-то, Татьяна?
– Мы… это. Мы до ниточки.
– До какой ещё ниточки?
– Так мама сказала, что мы до ниточки промокли. А до какой – не знаю.
Потом мы поили маму горячим молоком, давали ей лекарство и укрывали тёплым одеялом. Я видела, как бедная мамочка смотрела на меня грустно-грустно. Я слышала, как она шептала мне, потому что громко говорить не могла:
– Танюшка, прости. Жаль, билеты пропадут в планетарий.
– Мамочка, если они пропадут, то будут неприятно пахнуть, как та колбаска,