Важнее их поступки, их жизненный путь со всеми его изгибами.
Писатель – не историк. Он не работает с источниками. Его задача – вжиться в образ своего героя, увидеть мир его глазами, а потом рассказать о том, что увидел. И не соврать при этом, не придумывать того, чего не было и не могло быть. Это обязательно, если пишешь о человеке не просто реальном, а значительном, известном в своё время.
Мне захотелось рассказать об английском дипломате Арчибальде Керре, который очень много сделал для России. Он представлял интересы Британии в пятнадцати разных странах. С 1942-го по 1946 год был послом в СССР. Я очень удивился, узнав, что на русском языке нет ни одной книги об этом интереснейшем человеке. Более того – и на английском языке существует только одна: Donald Gillies. «Radical Diplomat: The Life of Sir Archibald Clark Kerr, Lord Inverchapel, 1882–1951». Она вышла двадцать лет назад, выдержала несколько изданий, но сегодня о ней как-то забыли.
Автор этой английской книги добросовестно, соблюдая хронологию, описал жизненные перипетии своего героя. Имея доступ к личным архивам и дневникам дипломата, процитировал сотни его писем. И лишь изредка комментировал их и высказывал своё мнение о тех или иных событиях. Это очень основательная работа историка. Художественным произведением его книгу назвать нельзя. Но помощь её для романа была колоссальной.
Не хотелось бы, конечно, идеализировать героя моего романа, но уж очень импонируют его взгляды на войну. Арчибальд Керр добровольцем пошёл на фронт рядовым солдатом, хотя служба в министерстве иностранных дел давала ему бронь. И там, в окопах Первой мировой, понял важную истину: война – самое страшное, что есть на земле. Остановить это зло могут лишь те, кто умеет вести переговоры, – дипломаты.
Арчибальд Керр был прекрасным дипломатом. Одним из лучших в ХХ веке – теперь, прочитав всё, что нашлось о нём, я уверен в этом. Потому и родился роман о жизни и удивительных приключениях такой неординарной личности.
Вместо пролога
Раздумья о герое, о котором поначалу мало что было известно
Ах, как хочется живописать рождение сына у Джона Керра! Та к и просятся сюда какие-то яркие краски, пряные запахи, истошные вопли чаек, восход мартовского солнца, слюдяные блики на снежных вершинах далёких Грампианских гор и радостный крик старой повитухи:
– Сын! У тебя сын родился!
И он войдёт в дом, который построил ещё дед, глянет на розовое сморщенное личико своего первенца, наденет праздничный килт и спустится по знакомой тропинке, уже расцвеченной по бокам ранними крокусами. Он распахнёт дверь в таверну, пахнущую солью и смолою, и закажет праздничный шотландский обед из семи блюд: одну бутылку виски и шесть пинт доброго эля. И все знакомые моряки и гранитных дел мастера будут пить за здоровье наследника:
– Джон Керр, с Джоном Керром тебя!
Здесь его уважали. Здесь ещё помнили его отца, тоже Джона Керра. Здесь никто не сомневался, что на свет появился ещё один Джон Керр.
Половина друзей в честь такого события будет одета в тартановые рубахи и парусиновые штаны, колом стоящие от рыбьего жира. А те, кому сегодня не в море и не в гранильню, явились налегке, в клетчатых килтах. У тех и других в бородах засверкает серебряными монетками рыбья чешуя. Значит, день пошёл правильным курсом, злости и печали нет сегодня в прокуренном зале. Не все шотландцы пьют виски, но выпьют сегодня все.
И пусть для контраста войдут в таверну несколько смурных англичан в сюртуках и кепках – места всем хватит, никто давно не воюет. И пусть самый молодой из них засмеется, глядя на весёлого бородача в праздничном килте. Не надо пальцем тыкать, мальчик, в ответ камнетёс Джон Керр нехотя поднимется со скамьи во весь свой шестифутовый рост и, показав парню огромный кулак, скажет на весь зал:
– Все, кто смеялся над килтом, давно умерли!
Никто не достанет кортики, ведь никто не заказывал драку. Шотландцы закажут ещё виски, каждому по полной, и сдвинут кружки:
– За Англию!
И станут долго пить и ещё дольше смеяться. Потом снова выпьют за владычицу морей, подмигивая друг другу.
Под звуки волынки захмелевший Джон будет смешно танцевать посреди зала, вбивая сапоги в пол с оттягом и припечаткой. А когда начнёт темнеть, он пойдёт домой. Сядет у постели бледной жены и будет смотреть, как она кормит ребёнка. Потом младенец, завёрнутый в тонкие батистовые пелёнки и одеяло из козьей шерсти, уснёт, а они ещё поговорят, посматривая на детское личико, такое светлое в отблесках огня.
– Я так рада, что он тоже будет Джон!
– Когда повивальная бабка кричит «сын!», все рады, – скажет он в ответ. – Но потом пусть родится девочка, я не против. Много детей в доме – к добру.
– Хочу, чтобы у нашего Джона было несколько имён. В честь тебя и твоего отца уже есть. А можно ещё в честь моей мамы?
– Кларой? Ты с ума сошла!
– Ну хотя бы Кларком.
– Будь по-твоему. Кларк – это тоже коротко и ясно, как и Джон.
– А Арчибальдом – в честь борцов