осяка, с которым он обычно путешествовал, могут быть его настоящие папа и мама.
Но, разумеется, той части великого художника, которым он когда-то был, которой удалось поместиться в разум лосося, было недостаточно всех этих насущных радостей и проблем. Наш Лосось пытался видеть мир так же, как и другие лососи, ведь он осознавал, что без этого ему не выжить. Когда с подводного неба спускались страшные хищные сети, Лосось старался уплыть подальше от центра косяка, чтобы его не поймали. А когда на подводном горизонте показывались страшные хищные рыбы, он старался, наоборот, держаться поближе к центру косяка, чтобы не окончить свою нехитрую жизнь в сомкнутых челюстях. Но большую часть времени жизни Лосося всё же ничего не угрожало, и еды в его уютном и глубоком море всегда было вдоволь, если ты лосось.
Поэтому время от времени в Лососе всё же просыпалось что-то художественное. На какую бы воду он ни смотрел – на мутную воду у самого дна, посеревшую от песка, взбиваемого теми тварями, которые, когда плавали, почему-то всегда возили по дну брюхом; на светлую и прозрачную воду у самого верха, вблизи той тонкой грани, за которую лососи обычно поднимались, только если их утаскивали страшные хищные сети; на зеленоватую, слегка светящуюся воду, полную микроскопических сладковатых цветков – всегда ему казалось, что за пределами этого набора красок должно быть и что-то ещё, что-то более пёстрое и яркое. Он никогда не видел никаких других цветов, поэтому не мог объяснить себе того, что он чувствовал. И когда он пробовал заговорить об этом с другими лососями, в ответ он слышал только: «Водоросли зелёные, вода синяя, а лосось серебристый и блестящий. Самый необычный цвет на свете у нас, друг. С этим ни один лосось спорить не будет. Не существует никаких других цветов».
В конце концов вопросы Лосося надоели его косяку, и тогда он стал чаще бывать один. Томимый желанием увидеть те цвета, о существовании которых он знал, хотя никогда их и не видел, Лосось становился всё более рассеянным и склонным к дальним прогулкам. Порой он отделялся от своего косяка на несколько дней и плавал в места, в которых лососи никогда не бывали, в надежде найти там что-нибудь не зелёное, не синее и не серебристое. Косяк быстро привык к его отлучкам и со временем перестал гадать, пока его не было, погиб Лосось или не погиб.
Всё чаще и чаще стал Лосось подплывать к неизвестным рыбам – не к лососям и не к хищникам – пытаясь разглядеть, какого же цвета у них чешуя. Но самые интересные рыбки уплывали прочь, не позволяя рассмотреть себя. Должно быть, они видели в намерениях отбившегося от косяка лосося что-нибудь недоброе. А те рыбки, которых ему всё же удавалось догнать, обычно оказывались в той или иной степени зелёными, синими или же серебристыми. «Никакого разнообразия! – горевал ничего не помнивший художник, переродившийся в теле лосося. – Где же во всей этой синей мгле может всё-таки крыться буйство красок?» Это выражение – буйство красок – молодой Лосось откуда-то знал. Поэтому он и верил, что где-то должны быть ещё и другие цвета, помимо зелёного, синего и серебристого. Ведь то, что он видел вокруг себя каждый день, никаким буйством красок назвать было нельзя.
Однажды, в один из тех дней, когда страшные хищные сети урезали его косяк на очередную треть, и все лососи в печали наблюдали, как огромная хищная рыба, плывущая по самой поверхности воды, уносила их товарищей наверх – к своему жадному, грубо скроенному брюху, наш Лосось заметил маленькую тёмную точку, отделившуюся от сетей и стремительно погружающуюся в глубину. Лосось внимательно следил за ней, всё ещё парализованный страхом быть пойманным в сети, но потом всё же не смог превозмочь своё любопытство и устремился вслед за этой точкой, чтобы проверить, не окажется ли вдруг она не зелёной, не синей и не серебристой.
Точка наконец приземлилась на дно, подняв вокруг себя маленькие клубы бледной грязи. Лосось догнал её и начал старательно щуриться, силясь разглядеть её сквозь взбаламученную воду. Наконец подводный туман рассеялся, и прямо там, перед Лососем, оказался маленький, аккуратно вымытый клубень картофеля.
– Ты кто? – спросил ошарашенный Лосось.
Клубень тщательно откашлялся и ответил бурлящим голосом:
– Я – Корнеплод, приплывший сюда вон на том судне, – Корнеплод с важным видом кивнул в сторону вальяжно удаляющейся рыбы, уносящей родичей Лосося в своих страшных хищных сетях.
– А я – Лосось. Вон из того косяка, – Лосось неуверенно кивнул головой в сторону своих собратьев, задумавшись, а может ли он этим гордиться.
– Всё понятно. И в трюме, и на кухне я многое слышал о лососине. Вот, значит, откуда она берётся…
– Прости, а не мог бы ты мне ответить?
Корнеплод дружелюбно приподнял свои кожистые брови в ожидании вопроса.
– Какого ты цвета?
– Что-о-о?
– Какого ты цвета?
– Какое это имеет значение?
– О, поверь мне, просто огромное. Видишь ли, я очень рад, что нашёл тебя… Потому что ты уникален.
Корнеплод гордо выпрямился.
– Ну конечно же я уникален! Я первый со своего поля корнеплод, который теперь будет жить на дне морском!