угах заговорщиков царила паника. Дело в том, что бомбы в «Бристоле» взорвались случайно, в результате несчастного случая. На самом деле террористический акт планировался только через пять дней на 1 марта в Петропавловской крепости, куда должны были приехать интересовавшие заговорщиков лица, а именно В. К. Плеве[1] и Великий князь Сергей Александрович[2].
Леопольд (настоящее имя – Швейцер Максимилиан Ильич[3]) принёс бомбы в занимаемый им номер гостиницы для приведения их в состояние боевой готовности. Шёл тревожный 1905 год.
На этот период Россия уже знала о террористических актах не понаслышке. В архивах полиции имелись данные о взрывах и покушениях с применением огнестрельного и холодного оружия. Постоянно пополнялся архив с именами заговорщиков, полиция держала в революционных кружках своих осведомителей, внедрённых агентов и справлялась со своей работой достаточно профессионально. Но предотвратить большинство взрывов не представлялось возможным ввиду того, что, как в случае с Леопольдом, последний являлся и разработчиком, и непосредственным исполнителем.
Больше всего мешало то, что с 1831 года терроризм сделался модным направлением выражения протеста. В террористы шли люди образованные, большей частью дворяне или выходцы из купечества, с очень незначительным процентом разночинного люда. Причём среди бомбистов было много женщин. А, как известно, женщин подозревают в последний момент.
Что же до арестов… любой полицейский будет участвовать в задержании злоумышленника, обезоружит, собьёт с ног, наденет наручники. Если нужно – примет бой. А как задерживать слабую женщину? Не кулаком же по голове? Как после такого честным людям в глаза смотреть?
Опять же, задержали во время облавы, требуется обыскать. А она – в слёзы. Порядочному человеку совестно. Да и все знают: когда арестовывают какой-нибудь трижды подозрительный студенческий кружок, в нём ведь не одни террористы – кто-то приходил стихи послушать, кто-то налекции, кто-то вообще случайно, по-соседски заглянул спросить чего. Нельзя же всех под одну гребёнку.
Да и арестованные девицы – некоторые вчера от мамок-нянек или из института благородных девиц. Что сути дела не меняет. Деточки. Одна пианистка, другая актриса, третья в няньках или на машинке «Ундервуд» в конторе стучит… Плачут, просят родителям не сообщать и всё такое…
Дамы-революционерки редко брали на себя руководящие роли, но предпочитали самостоятельно изготовлять бомбы в мастерских и непосредственно проводили террористические акты. По сведениям Эми Найт[4], женщины – участницы террористического движения в России, в отличие от мужчин, имели более высокое социальное положение и образовательный уровень. Так, из 40 террористок, чьё социальное происхождение удалось установить, 15 были дворянками или дочерями купцов, 4 происходили из среды разночинцев, 11 из мещан, одна была дочерью священника – и только 9 родились в крестьянских семьях.
В «Памятной книжке социалиста-революционера» в 1914 году была опубликована статистическая сводка террористических актов, осуществлённых эсерами с 1902 по 1911 год. 20 из 27 женщин, принимавших участие в этих терактах, отнесены составителем к «интеллигенткам». Для сравнения: из 131 террориста-мужчины, упомянутых в этой сводке, 95 были рабочими и крестьянами по роду занятий. Высок оказался и образовательный уровень террористок: 11 имели высшее образование, 23 – среднее, ещё 6 – домашнее, но вполне приличного уровня, и лишь 3 – начальное; одна назвала себя самоучкой. Среди террористок было 9 учительниц и 8 студенток и лишь 4 неквалифицированных работниц. Средний возраст террористок в 1906 году составлял 22 года.
Террористы имели своё представление о религии и философии, многие обладали актёрским и режиссёрским талантами, были отличными ораторами, а следовательно, проводили подготовку к теракту и сам теракт с фантазией. Большая часть этих господ и дам «ходила в народ»[5], где они распространяли свои прокламации и, естественно, вербовали свежие силы.
Леонид Андреев[6] в «Рассказе о семи повешенных», основанном на казни Лидии Стуре с сообщниками, описывает подсудимую, и по его восторженным интонациям явно чувствуется авторская предвзятость и любование красотой и величием её жертвы: «Была она очень бледна, но не мертвенной бледностью, а той особенной горячей белизной, когда внутри человека как бы зажжён огромный, сильный огонь, и тело прозрачно светится, как тонкий севрский фарфор».
В своей книге «Женский бунт: бессмысленный и беспощадный» (СВОЙ, № 53, с. 33–38) В. Пономарёва пишет: «они становились „иконами“ в глазах либералов, особенно после ареста, во время продолжительных судов…». Сохранилось немало описаний террористок как прекраснейших женщин своей эпохи. Красавицей слыла Вера Фигнер. Вересаев[7] писал: «она великолепный экземпляр сокола в человеческом образе, она поражала сдержанно гордой, властной красотой и каким-то прирождённым изяществом». Воспевались чёрные миндалевидные глаза Доры Бриллиант, вводившие в ступор мужчин на улице. Прекрасна «стройная, как