ского – голосящие глыбы гранита, нашпигованные истиной и совестью. Блистательное сочетание ходов архаической, ритмо-песенной поэтики и конструктивистского принципа сочетания словесных блоков, в силу своей внутренней спаянности и повторяемости имеющие функцию не украшений, а несущих элементов стиха.
Но удивительно не это. Удивительно, как автор с блеском и невероятной, редко случающейся виртуозностью, укладывает в прокрустово ложе своего принципа и тончайшую личную исповедальность, и утончённость высоких схоластических рассуждений. Впрочем, оставим проблемы чистой поэтики.
Олег Асиновский – прежде всего наш глубоко задушевный и строгий собеседник. И беседа, в которую мы благодаря стихам Олега вовлекаемся, ведёт нас к самым основаниям мировых глубин и к самой сердцевине того, что мы обычно называем совестью. А кроме того, я автора очень люблю. Читайте, читайте Олега Асиновского!
В тихих стихах Олега Асиновского существенна легкая асимметрия, будто не особенно настаивающая на рифме, возникающей как бы исподволь – так в утреннем окне проявляются особенности ландшафта, не замеченные ночью, уголки да закоулочки, линии холмов, спускающихся к реке или прячущихся в лесу. Асиновскому важны покой и вписанность в природу. Поэзия его культурна и изощрена постоянными сдвигами в разные стороны – от аккуратной традиции к осторожной новации, без акцентов на форму. Асимметрия этих стихов растёт именно отсюда – из попыток современного человека растворится в спокойном ландшафте, соразмерном себе и доброжелательному взгляду. «Деревенские песни» можно воспринимать как дневник наблюдений за погодой и сменой времён года, именно этим они мне особенно приятны.
Стихи Олега Асиновского похожи на одно огромное, бесконечное стихотворение, стихотворение-мир. Начала и концы этих стихов условны, недаром они периодически заканчиваются хлебниковским «и так далее». Это стихотворение-мир состоит из вполне определённых, повторяющихся первоэлементов – строительных кирпичиков: самое последнее маленькое небо, душа и тело, явления светлой преображённой природы, времена года, времена суток, Луна, Солнце, звёзды, радуги, домик, числа три, девять и сорок, дева Мария и сын, папа и мама.
Эти первоэлементы поэтического мира – формулы, своего рода сжатые смысловые иероглифы, в которые спрессован духовный и экзистенциальный опыт, а также целые пласты культуры. Это и блаженство на лоне природы, и потеря, разлука, печаль, одиночество, бездомность, и одновременно – принятие и просветление их, благодарность, в которой раскрывается счастье. Эти вновь и вновь построенные из одних и тех же кирпичиков стихи высветляются и преображаются изнутри благодаря чистоте и заострённости лирического чувства.
В своих стихах Олег Асиновский описывает одновременно природу и духовную реальность. Эта природа условна, она как будто нарисованная, как в мультфильмах. И в том, как пишет поэт, в этой светлой и красочной детской иконописи то и дело прорываются заострённые линии, напоминающие об экспрессионизме, или чёрточки, вызывающие в памяти французскую поэзию, наследующую традиции «про́клятых».
Стихи Асиновского обращаются к апофатике – он то и дело перечисляет отрицания взаимопротивоположных предикатов: не светло не темно, день не осенний не весенний не зимний не летний, и не сон и не явь, не этот не тот свет на стене. Тем самым он указывает на то, что происходит в стихе, на его сокровенную реальность – через отрицание. Мы не можем однозначно назвать что именно и где происходит в этих стихах, там, на сверхтонких уровнях духовной жизни, куда добирается поэт, – приходится лишь указывать на это, отрицая всё привычное и однозначное. Мы не можем сказать, какой свет – только, что не тот и не этот. На этом последнем маленьком небе разворачиваются сложные, ускользающие от рассудочного понимания отношения между вещами и персонажами, между душой и телом, душой и Богом, мамой и сыном, и разными тонкими чувственными и мысленными образованиями.
Эти стихи надо перечитывать много раз – они слишком богаты в своей простоте. В них так много чистого, блаженного воздуха, что, как ребёнок от избытка впечатлений, – от него погружаешься в райский сон-обморок, в тот самый лермонтовский, когда в груди дремлют жизни силы, а над спящим склоняется и шумит тёмный дуб. И тебя спящего уносит туда, на это странное последнее самое маленькое и самое близкое к Богу небо речь-ворожба, речь-заговор; смотришь – и узнаёшь.
Стихи моего друга Олега Асиновского не нуждаются в комментариях, как не нуждается в комментариях просто предмет.
И в этом ключ к поэзии Асиновского…
Когда в детстве я читал Робинзона Крузо, то наибольшее впечатление на меня произвело перечисление предметов, которые Робинзон добывает с разбитого корабля. Конечно, для того, чтобы простое перечисление предметов произвело впечатление, нужна «подкладка» всего остального.
Если художественное произведение ниже простого перечисления предметов – то это не искусство (сколько не украшай его образами, настроениями и «глубокими мыслями»).
Истинная