ительной скидкой в оплате – потому что сиротского пособия, разумеется, не хватило бы.
Наверное, директриса ждала от Элизы какой-нибудь реакции. Возможно, следовало покраснеть, или глупо захихикать, или прижать ладони к щекам; Элиза выслушала новость равнодушно. Из холодной спальни на четверых, где она худо-бедно притерпелась к соседкам, из пансиона, где ей было не то чтобы хорошо, но по крайней мере привычно – из всего этого серенького, но устоявшегося мирка предстояло шагнуть в новую пустоту.
Она не верила в перемены к лучшему. С того дня, когда самолет компании «Эо», с виду совершенный, как птица, а на деле тяжелый и беспомощный, как все самолеты с отказавшими моторами – со дня, когда лайнер, выполняющий рейс одиннадцать ноль пять, рухнул, едва успев взлететь… С тех самых пор все перемены в мире потеряли смысл. Потому что того единственного, что стоило бы поменять – не изменить никогда.
Директрисе было не очень приятно, что ее скромным, но честным пансионом пренебрегли; с другой стороны, Трон чрезвычайно редко снисходит до обыкновенных девочек, ибо сказочные условия обучения сочетаются там с чрезвычайно жестоким отбором. Сообщая об этом Элизе, уважаемая дама позволила себе мечтательную нотку. Казалось, пригласи ее сейчас неведомый «директорат» – и тучная чиновница радостно вступила бы в ряды привилегированных учениц.
Элиза поблагодарила. Она не понимала, как директорат Трона вообще снизошел до рассмотрения ее кандидатуры – школьный опекунский совет, помнится, направлял прошение только в один пансион не допуская и мысли о каких-либо супершколах…
Директриса пояснила: в Трон, оказывается, поступают копии прошений из ВСЕХ пансионов – такова традиция. Но, разумеется, нормальной средней девочке все равно не на что надеяться, разве только на безумный случай, вот как, например, этот…
Элиза поблагодарила снова. Поклонилась, поблагодарила в третий раз и пошла собирать вещи.
Нельзя сказать, чтоб бегущие за окном поля совсем не интересовали ее. Нет, она поглядывала, и иногда даже с интересом, на дома под красными крышами и зеленые склоны, запятнанные рябыми коровьими спинами. Порой ей вспоминалась другая поездка: красный клетчатый чемодан на багажной полке, плотный солнечный луч на дорожном столике, мама глядит в окно, куда-то указывает пальцем…
Элиза молчала всю дорогу. Попутчики поглядывали на нее со слабым, в прожилках равнодушия, удивлением.
Красный клетчатый чемодан… От него ничего не осталось. Ни лоскутка.
Оцепенение оставило ее, когда выяснилось, что на остров Трон нельзя добраться иначе, кроме как не вертолете. Она не просто боялась всего, что летает – она уверена была, что неуклюжая машина обязательно грохнется в море. Путешествие, во время которого обычная девчонка повизгивала бы от страха и восторга, оказалось мучительными до тошноты; неловко выбираясь на твердую землю, Элиза мельком подумала, что теперь ей придется провести на острове всю жизнь. Потому что на обратный путь не хватит мужества.
Ее куда-то вели, сперва по гравию, потом по траве, потом по узкой аллее, где из-за самшитовых кустов выглядывали зеленые абажуры садовых фонарей. В какой-то миг провожатый чуть сильнее сдавил ее руку – Элиза вздрогнула и подняла голову.
Ей показалось было, что широченная лестница, похожая на гофрированное шоссе, ведет к подножию огромного пустого кресла – каменного трона высотой с корабельную сосну.
Но, присмотревшись, она поняла, что ошиблась. Окруженный тонкими коричневатыми стволами, перед ней стоял массивный – и богатый, издали видать – особняк.
Тук, тук, тук. Глухие удары мячика о стену вот уже третье утро будили Элизу задолго до подъема. Даниэлла, ее соседка по комнате, крупная пятнадцатилетняя девица, оказалась до странности склонна к детским забавам. Резиновый мячик мог оказаться в ее руках в самый неподходящий момент – вот сейчас например, когда все еще спят, когда в парке перекликаются первые птицы, а из приоткрытой двери в лоджию тянет холодом.
Элиза села на кровати и босой ногой нащупала тапки. Встала, содрогнувшись от холода. Подошла к стеклянной двери, ведущей в лоджию, и приоткрыла портьеру.
В своей длинной ночной сорочке пухленькая Даниэлла походила на молодую медузу, и падающие до пола кружева только усиливали это впечатление. Не обращая внимания на бледное лицо соседки, возникшее за стеклянной дверью, девушка-переросток продолжала свою забаву.
Тук, тук, тук… Даниэлла кидала мячиком в кирпичную стену лоджии – то правой рукой, то левой, то через плечо, то из-под локтя; губы ее шевелились. Она бормотала считалочку: – Я… знаю… пять… имен… девочек… Я… знаю… пять… названий… городов…
Тук-тук.
Элиза так и не нашлась, что сказать.
– Девочки, только что звонил господин попечитель! Оживление за столом. Внезапная и неподдельная радость. Госпожа Кормилица – именно так ее и называли! – подняла руку, перекрывая гул голосов: – Всем привет и пожелание здоровья. Господин попечитель прибудет через две недели! Маленькая, лет десяти девочка, сидевшая по правую руку