у меня в груди орган…»
Л.В. Крестовой-Голубцовой
А у меня в груди орган[108].
В носу тончайшие свирели.
Усыновил меня диван,
И стал он гриппа колыбелью.
Что делать? Вместо Турандот
Иная мне дана задача.
Терпин-гидрат, компресс, и йод,
И сода с молоком горячим.
Но это – Майи пелена,
Терпин-гидрат и сода,
И что мрачнеет из окна
Ненастная погода.
Наш дух живет всегда в дали,
Он только собирает,
Как дань сужденную земли,
Над миром пролетая,
Тоску иного бытия,
И боль, и отреченье,
Неся их в дальние края
Для горнего цветенья.
27 сентября 1922
Сергиев Посад
«Пойдем, пожимаясь от холода…»
Лисику
Пойдем, пожимаясь от холода,
Замесим топкую грязь,
На базаре навозное золото
Обойдем, к стене сторонясь.
В посконный, гремящий, тележный,
Алчбою насыщенный торг
Скользнем стезей неизбежной,
Как санки бросают с гор.
Капусту купим брюхатую,
Брюквы (за две – миллион),
Потеряем калошу у ската,
Расплеснем с молоком бидон.
Доплетемся домой, и покажется,
Что всё это – сон…
16 октября 1922
Сергиев Посад
«Осеребрилась грязь дорожная…»
Осеребрилась грязь дорожная.
О, слишком нежен первый снег.
Обетование он ложное
Зимы торжественных утех.
Назавтра хлипкая и липкая
На этом месте будет грязь,
Где он бесстрастною улыбкою
Соткал серебряную вязь.
Не это горнее касание,
Не эта легкость здесь нужна, —
Мороза тяжкое кование,
Мороза тишь и белизна.
18 октября 1922
Сергиев Посад
«Смертельно раненный зверек…»
Смертельно раненный зверек
В моей груди живет и бьется.
Снует и вдоль, и поперек
По клетке и на волю рвется.
Ему дают еду, питье,
Погладят иногда по шерсти,
А он скулит все про свое —
Что кто-то запер двери смерти.
12 ноября 1922
Сергиев Посад
«Она нежна, она добра…»
Н.
Она нежна, она добра[109],
Мне Богом данная сестра.
Она, как первый снег, чиста
И, как дитя, душой проста.
Но стало сердцу страшно с ней,
Как в подземелье, полном змей,
Как будто мировое зло
Ко мне вослед за ней пришло.
И стала с ней и я не я,
А подколодная змея,
С раздавленными позвонками
И яд струящими зубами.
10 ноября 1923
«Рабы – как ветхо это слово…»
Рабы – как ветхо