а личный канал связи, – Зря стараешься. В общей сети отряда приоритет моих команд поставлен над твоими, так что экзокостюмы без моего согласия ни мне, ни моим парням отключить не получится. У тебя появится полный контроль, как только мы уйдем.
Зараза.
– Но я не собираюсь этого делать. Не в моих принципах убивать тех, кто стал жертвой обстоятельств и тем более мне не хочется убивать тех, кто как минимум один раз спас мою жопу. Так что сейчас мы просто сядем в транспортники и уедем, – он немного помолчал, а затем более мягким тоном добавил, – Простите, парни, но у нас действительно нет сейчас права на ошибку. От тех данных, которые мы тут достали, зависят судьбы сотен, а может и сотен тысяч людей, и было бы очень глупо, после всех тех усилий, что мы, и в частности – наш капитан, приложили, дать вам сорвать своими глупыми разборками всю проделанную работу. Я не очень одобряю методы Бермута, потому и нарушаю сейчас его приказ, – Брем на мгновение замялся, – Но его цели мне кажутся достаточно благородными. В общем, мы оставляем вам костюмы, винтовки и немного снаряги, – он махнул рукой в сторону одного из своих бойцов, вытаскивавшего из броневика короб с боеприпасами, – На первое время вам хватит, чтобы отбиться от тварей и освоиться тут. Возможно, со временем, вы даже найдете способ удрать с этой планеты. Но мы тогда будем уже далеко, и надеюсь, с вами больше уже не пересечёмся. В общем, прощайте парни.
Он развернулся и быстрым шагом направился в сторону машин, однако потом остановился, как будто что-то вспомнив, и, подключившись по личному каналу к моему коммуникатору сказал: "Да, и еще… Тут Бермут просил тебе кое-что передать."
К моим ногам, тихо звякнув о тротуарную плитку, упал пистолет. Тот самый, с помощью которого я на Деймоне отбивался от сил безопасности. А Брем тут же заскочил в салон одного из броневиков, и транспорты, напоследок шаркнув колесами по бетонной крошке, скрылись в сгустившейся мгле серых сумерек. Мы остались одни посреди молчаливых, мертвых развалин города-призрака, следившего за нами своими черными провалами окон-глазниц.
Я наклонился и поднял пистолет. Он тут же подключился к моему нейроинтерфейсу и передал на него какое-то видеосообщение.
– Ну, что там, – нарушил молчание Селлас.
Я ничего не ответил. Просто включил трансляцию на все визоры оставшегося у меня отряда. Перед глазами возникло лицо Бермута.
– Здравствуй, Алекс, – начал он уставшим, бесцветным голосом, – Раз уж ты смотришь это сообщение, то, полагаю, все заговорщики уже были расстреляны. Жаль. Не хотелось идти на подобные меры, но вы со своими расследованиями, разнюхиваниями и подбиванием экипажа к бунту, попросту не оставили мне другого выбора. Сейчас слишком многое поставлено на карту, и поверь мне, то дело, которое мы тут делаем, стоит гораздо дороже нескольких оборванных жизней и поломанных судеб. Ты нам, кстати, очень помог, проведя моих парней к банку данных. Спасибо за это. Увы, в качестве благодарности я могу лишь предложить тебе самому решить свою судьбу. В этом пистолете ровно одна пуля. Думаю, ты разберешься, что с ней делать. Конец записи.
В воздухе повисло тяжелое, гнетущее молчание, нарушаемое лишь тихим потрескиванием пламени, пляшущем на остове одного из развороченных грузовиков, да тоскливым завыванием холодного ночного ветра, который словно бесплотный призрак бесцельно шатался по пустым серым проспектам мертвого города.
– Сука, – тихо пробормотал Берт, – Ублюдская, одноглазая драная сука.
– Пиздец, – выругался Эдрих, садясь на краешек поребрика и кладя винтовку рядом с собой, – Вот теперь мы точно в полной и беспросветной жопе.
С этим трудно было поспорить. Ситуация и вправду казалась абсолютно безвыходной. Злости на, что меня… нас Бермут так легко и филигранно обставил по всем фронтам, не было. Остался лишь тяжелый, копившийся все последние дни, изматывающий груз усталости, да четкое осознание того, что все. Это конец. Финал, разыгрывавшегося все последние дни искусного спектакля. Финал, который известен был заранее, да и сейчас произойдет с вероятностью в сто процентов. Так может одноглазый прав, и не стоит его растягивать? А какой смысл, если закончится все в любом случае, одним и тем же? Пустить себе пулю в лоб и избавиться ото все проблем одним махом. И отдохнуть, наконец.
Я поднял взгляд и окинул им оставшихся парней. Рам, Дейм, Берт и Селлас молча смотрели на меня, Эдрих, рядом с которым уже уселся его брат, уставился в землю, техник рассеянно оглядывался по сторонам, до сих пор не понимая, что происходит. Вышибить себе мозги и бросить их тут, на растерзание тварей? Порекомендовать им тоже прикончить себя, чтобы не достаться на обед уродам? Сомневаюсь, что у многих тут поднимется рука это сделать. Но что тогда? Водить их по этим развалинам несколько дней, внушая, что не все потеряно, что надежда есть, пока, наконец однажды мы не угодим в засаду местных обитателей, которые попросту разорвут нас на куски? Зараза.
Я мысленно отвесил себе пощечину. Да что со мной не так. Совсем расклеился и распустил нюни, как маленькая девочка, которую обманули и не дали ей сладкого. Соберись, тряпка. У тебя все еще есть в руках оружие, ты все еще можешь сражаться, да и остальные бойцы на тебя рассчитывают.