огда я могу работать в школе с таким-то отношением к людям? Дети – это другое. Чтобы не говорили о падении нравов, жестокости и тупости нынешнего поколения, мне трудно принять на веру эти пустые сплетни. Мои ученики разные: есть среди них и совершенно неуправляемые, с трудом обучаемые и ленивые, но в общей массе они ничем не отличаются от тех школьников, которые жили и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. Дети лечат мою душу, успокаивают, несмотря на то, что мой предмет «французский язык» не считается у них важным и увлекательным.
Аня обратила на меня пристальное внимание тогда, когда в школе стало известно о смерти моего сына. Он скончался много лет назад, но я не хотела рассказывать о том, что осталась совсем одна. Не выношу бесконечных расспросов, сплетен, перешёптывания за спиной, формальных, а потому пустых, слов соболезнования. Цену людской молвы я познала ещё в молодости, когда вернулась в отчий дом с грудным сынишкой на руках. Муж навсегда остался лежать на кладбище под Оренбургом – пьяный водитель грузовика не оставил ему шансов. Мои родители жили на окраине Москвы в деревушке, которая в то время ещё не стала частью столицы. Ох, и перемыли же мне косточки деревенские кумушки! Все до одной были убеждены, что ребёнка я нагуляла неизвестно от кого, и погибший муж – всего лишь отговорка беспутной девки.
Молчала я и о том, что моего сына осудили и посадили в тюрьму на долгих шесть лет. Разве получится объяснить, что за решётку он попал по глупости, забравшись на спор в оставленную на зиму дачу, и вытащил оттуда всего лишь пару кастрюль и прочую мало полезную утварь. Он был виноват, не спорю, но наказание не соответствовало содеянному.
Когда коллеги узнали о смерти Севы, по школе пополз мерзкий липкий шёпот. Говорили, что его убили в тюрьме, что он был наркоманом и скололся, что его застрелил при задержании полицейский. Ничего из этого не соответствовало действительности. Но кому какое дело до действительности? Если сделать из умершего монстра, то и говорить, и обсуждать его смерть не так страшно. Смерть перестаёт казаться несправедливой, становясь расплатой за бездарно растраченную жизнь.
У Ани есть одно не очень хорошее качество – она всех защищает, не понимая, что не все могут или хотят принять её защиту. Я-то в ней точно не нуждалась. Тем не менее однажды вечером в учительской она громко стукнула журналом о столешницу и, когда присутствующие замолчали, чётко произнесла:
– Это подло! Подло шептаться за спиной о вещах, о которых понятия не имеешь! Не разобравшись, поливать грязью человека, который уже не может ответить! Вы очень меня разочаровали!
Кто-то нервно засмеялся и упомянул весеннее обострение и ПМС. Кто-то громко фыркнул и сообщил, что не нуждается ни в чьём одобрении. Большинство же не отреагировали никак.
Я стала невольной свидетельницей этого монолога, замешкавшись у двери в учительскую. Зачем? Ну, зачем она подняла эту тему? Шептаться меньше не стали, только объектов сплетен отныне стало два.
То ли из-за собственной изолированности, то ли из-за жалости к одинокой старухе, Аня с того дня стала уделять мне повышенное внимание. Она не упоминала моего сына, не жалела в открытую. Просто стала чаще подходить, разговаривать на отвлечённые темы, поджидать утром у входа в метро, стараться вместе возвращаться домой по вечерам. Но мне не нужна её забота! Её навязчивость надоедала, но вместе с тем я боялась прогонять её. Стоит признать, иногда она умела поднять мне настроение.
Вчера она протянула мне толстую пачку бумаги.
– Мой муж написал книгу, – сказала она. – Мне бы хотелось, чтобы вы прочитали и высказали своё мнение.
– Почему я? Почему не Полякова? Литература – её профиль. Разве что ваш муж писал на французском.
– Вы мудрая женщина, вы оцените душой, а Полякова начнёт расчленять написанное на термины и выдаст профессиональную оценку, которая почти никогда не совпадает с мнением обычных читателей.
Я с сомнением посмотрела на рукопись. «Свет далёкой звезды» – значилось на титульном листе.
– Не люблю фантастики, – попыталась отговориться я.
– Это не фантастика. Просто рассказ о детстве, юности. Размышления о жизни и смерти…
Доморощенный философ, значит. Повезло, нечего сказать!
– Просто попробуйте! – уговаривала Аня. – Пару страниц. Не понравится – вернёте и скажете, что не смогли читать.
Я взяла рукопись. Надо же! Не поленилась распечатать. Думает, я совсем древняя отсталая от жизни старуха, не знающая как подойти к компьютеру. Несмотря на возраст, я предпочитаю читать электронные книги, пользуюсь интернетом и знаю не понаслышке о социальных сетях (в них я пассивный читатель с полупустым профилем).
– Понимаете, – продолжала Аня. – Нужно, чтобы прочитал кто-то третий. Я пристрастна, а муж в свой талант не верит.
Я видела её мужа. Высокий, худой и нескладный, он производил впечатление угрюмого и нелюдимого человека. В тот день встречал жену у школы. Я попыталась быстро распрощаться, но меня остановили: «Вы нам совсем не мешаете!»
– Не вас ли случайно я видела две недели назад в книжном магазине? –