на об этом не знает. Моя недосягаемая блондинка лежит на матрасе, который каждые двадцать минут изгибается как змея. Я думал, это такой прием, чтобы разбудить ее, но медсестра объяснила – так предотвращают образование пролежней. Это когда кожа отмирает, если слишком долго лежишь.
Я смотрю на Бренду, и угрызения совести заглушают во мне все остальные чувства. Ведь это по моей вине она теперь в коме. Как я надеюсь, что она меня слышит! Поэтому я с ней разговариваю. Каждый раз, приходя в больницу, повторяю нашу историю, чтобы Бренда знала, как я перед ней виноват. Пичкаю ее одним и тем же в надежде, что в конце концов ей это надоест и она проснется со словами: «Я тебя прощаю, окей, может, хватит меня доставать?» Но, видимо, я еще недостаточно заморочил ей голову. Или она уже вне досягаемости.
Я слышал о людях, которые десять лет пролежали в коме, а потом очнулись. Так что у меня есть время. К тому же, хоть и нехорошо так говорить, меня бы это даже устроило. Через десять лет наша разница в возрасте не будет казаться такой большой. Я стану взрослым мужчиной и смогу жениться на Бренде. Если буду любить ее по-прежнему. Конечно, за десять лет я встречу других женщин и, может, забуду ее. Но я стараюсь не думать об этом. Вдруг Бренда слышит мои мысли? Меня и так мучают угрызения совести, зачем заранее нагружать себя новыми.
Так что я каждый день рассказываю ей одно и то же. Напоминаю о нашем знакомстве и нашей борьбе, об опасностях, пережитых вместе, и о победе, в результате которой она оказалась в таком состоянии. С каждым разом я всё больше совершенствую свой рассказ, находя более краткие и емкие выражения. Я стараюсь разбудить в ней желание вернуться к нам, ко мне и возобновить нашу историю, которая так внезапно оборвалась. Я призываю Бренду в свидетели, пытаюсь насмешить, интересуюсь ее мнением. Я даже забываю, что говорю один.
– Привет, я Томас. Сегодня вторник, погода хорошая, 19 градусов, тебя зовут Бренда Логан, ты блондинка, у тебя глаза карамельного цвета и потрясающие мускулы, но было бы неплохо дать им работу. Ты живешь в Нордвиле – столице Объединенных Штатов. Я твой сосед из дома напротив. А еще ты гениальная художница. В прошлой жизни ты говорила, что деньги не очень-то тебя любят, но сейчас я устроил так, что твои картины вовсю раскупаются, так что можешь оставаться в коме сколько захочешь. Но всё-таки лучше не забывать об экономии. Ты, может, не знаешь, но каждый день сна здесь стоит месячной аренды твоей квартирки. Не пора ли найти лучшее применение твоим денежкам, пока больница всё из тебя не выкачала?
Тут я делаю паузу, чтобы Бренда обдумала мои слова. На случай, если она всё-таки меня слышит. И приступаю к более грустной части истории.
Пиктон, воздушный змей, Оливье Нокс, уничтожение Аннигиляционного экрана… Время от времени я замолкаю: всё сразу это, наверное, трудно переварить. В тишине громко вздыхает аппарат искусственной вентиляции легких. Не сводя глаз с ее сомкнутых век, я продолжаю:
– Вот только нам не сказали, что Экран закрывал нас, как сырный колпак. Защищал от ядовитой пыльцы деревьев, которая уничтожила человечество на остальной планете.
Я снова замолкаю. Каждый раз я слежу, чтобы напряжение не спадало, а рассказ получал неожиданные повороты, хотя, судя по всему, этого никто не оценит. Каждое ее движение оказывается ложной надеждой. Это всего лишь вибрации электрического матраса.
– Благодаря тебе мы остановили войну с деревьями. Она была провокацией Нокса – одной из многих. Когда я узнал правду, он решил меня отравить. Ты спасла мне жизнь, проглотив желудь, который подсунул Нокс. И из-за этого не можешь проснуться уже три недели.
Я перевожу дыхание и добавляю, гладя ее по руке:
– Но врачи не нашли яда в твоем организме. Они говорят, им не от чего тебя лечить. Так что давай просыпайся. Мне очень плохо одному, я всё время думаю, что, если бы не я, ты бы сейчас не лежала в коме. Вот. Ты сильно на меня сердишься?
Тишину, которая наступает после этого, трудно вынести. Я молча смотрю на Бренду. Я, конечно, пытался вылечить ее изнутри. Это знание среди прочих передал мне Пиктон, когда вселился в моего медведя. Но я потерял ту легкость, с которой мог воздействовать на клетки тела. Во всяком случае, с Брендой у меня не получается. Может, в том, что я потерял свою силу, виноват возраст. Половое созревание направляет мою энергию на вещи, которые я не контролирую, вроде роста волос, ломки голоса и снов о девушках. Когда я пытаюсь мысленно проникнуть в тело Бренды, у меня не получается это так, как раньше… Итак, сегодня я пришел в больницу с ручкой. Я кладу ее на лист бумаги. И жду. Ручка – мой последний шанс. Раз я не могу исправить будущее, попробую изменить прошлое.
Вот уже десять дней я пытаюсь изменить пять секунд своей жизни. Пять секунд на пляже казино между последними словами Пиктона и тем моментом, когда воздушный змей проломил ему голову. Пять секунд, перевернувшие мою жизнь. Но они не поддаются ни стиранию, ни исправлению. Один я ничего не могу сделать. Мне нужна дополнительная энергия.
Я придвигаю стул к кровати и кладу на живот Бренды стопку бумаги. Сжимаю левой рукой ее запястье и кладу на бумагу ручку. Пожалуйста, помоги мне тебя разбудить. Хочу, чтобы ты вернулась. Стала такой, как раньше. Хочу,