вием состоянию и настроению больной, молодой женщины. Пятно потихоньку, не спеша, переползало по стене из одного угла комнаты в другой угол. Не смотря на раздражение, Анна не сводила глаз с этого единственного островка-отголоска ее прежней радостной жизни. Ведь было и в ее жизни светлое и радостное время, причем совсем недавно. Стены и потолок выкрашены краской серого, мышиного цвета и потому слились в единое целое замкнутое пространство и если неплотно прикрыть глаза, то из-под ресниц не различается граница между стенами и потолком, как не различается граница между прошлым и настоящим. Кажется, что серое прошлое плавно перешло в серое настоящее и только маленький, но яркий и радостный лучик солнца на мгновение озарил ее пусть еще молодую, однако уже никчемную и постылую жизнь. Создается впечатление, что не только сама Анна находится в сером замкнутом пространстве больничной палаты, но и ее душа прибывает в какой-то серой невесомости между небесами и землей.
Больничная палата, где находилась женщина небольших размеров, полупустая. У стены справа от двери металлическая кровать с низкими спинками. Такие кровати она видела в старых советских фильмах, которые с великим удовольствием, бесконечное число раз, смотрит бабушка. Спинки кровати выполнены в виде вертикальных металлических прутьев, упирающихся в горизонтальную тоже металлическую планку. На жесткой скрипучей сетке тонкий матрац. Сквозь матрац выступают пружины и нужно умудриться лечь так, чтобы они не впивались в тело иначе уснуть просто невозможно. Для того, чтобы повернуться на спину или на другой бок, нужно сначала руками нащупать место будущего расположения тела, и только потом аккуратно перенести себя. Рядом с кроватью серая тумбочка с двумя полочками и без дверцы. В углу странной формы серый стул с высокой спинкой и подлокотниками. Слева от двери раковина и здесь же унитаз. Вот и вся немудреная обстановка.
Небольшое окно с решетками несколько скрашивало интерьер и позволяло пусть хоть приблизительно составить представление о месте пребывания. Судя по тому, что везде горы мусора, мебельного хлама и отходы строительных материалов, окно выходило на задний, хозяйственный двор. Метрах в пятнадцати от здания возвышался высокий бетонный забор, ни начала, ни конца, которого не было видно. Вдоль забора на площадке стояли четыре мусорных контейнера. Каждое утро приезжала машина, из которой выпрыгивал молодой парень, забирал мусор из контейнеров в машину. Процедура эта была не продолжительная, но уж очень громкая. По обозреваемой территории ходили исключительно работники медицинского учреждения, посторонних людей не появлялось. Женщине не доставляло удовольствие наблюдать за происходящим за окном, но в данном месте и в данное время это было единственное занятие, когда она могла отвлечься от своих горьких мыслей. Палата находилась на первом этаже здания и где-то недалеко от кухни. Если хорошенько прислушаться, то различимы обрывки разговоров, из которых можно лишний раз убедиться, что находится Анна в психиатрической лечебнице. Первое время она еще пыталась возмущаться, выражать недовольство своему насильственному пребыванию в специальном лечебном учреждении, но персонал, привыкший к «эксцентричным» клиентам не обращал внимания на ее требования. Впрочем, больная не сразу поняла, что она больна и чем конкретно.
Когда трое суток назад Анна пришла в себя, открыла глаза, она с недоумением оглядела комнату. Все вокруг не знакомо. Она никогда здесь не была, и даже представить себе не могла, где находится. Обстановка напоминала больницу. Только почему-то палата совсем унылая, и ее кровать одна в комнате. Рядом с кроватью, на стуле, дремлет пожилая женщина в синем халате. В палате полумрак. Голова тяжелая и поворачивается с трудом, в ушах шум, словно где-то рядом под сильными порывами ветра шумят деревья. Стоит слегка наклонить голову и все вокруг плывет. Это состояние невесомости, оторванности от окружающего мира, пугает. Женщина попыталась правой рукой убрать прядь волос упавших на глаза. Рука словно не своя, тяжелая и непослушная. К руке лейкопластырем закреплен катетер, от которого тянется тонкая трубочка к капельнице. Очень хочется пить. Больная пошевелилась. Дежурившая женщина тут же открыла глаза.
– Ну, вот и очнулась, милая. Значит, все будет хорошо, – улыбнулась сиделка.
– Ты, душа моя, лучше пока не двигайся, слаба еще.
Больная попыталась попросить воды, но язык не слушался.
– Знаю, знаю, о чем хочешь попросить, – заверила она
– Без доктора ничего не дам. Подожди чуток, сейчас схожу за ним, а уж он сам решит что можно, а что нет.
Сиделка вышла из палаты, и было слышно в тишине как она, шаркая ногами, удалялась по коридору. Анна прикрыла глаза, задремала. Из состояния полусна вывел бодрый мужской голос:
– Так, так, а говорят, что пациентка наша очнулась. Не вижу. Или смотреть на меня не желаете?
Больная открыла глаза. Рядом с кроватью, облокотившись на спинку, стоял пожилой мужчина в синих брюках и синем халате. Доктор среднего роста, несмотря на возраст, спортивного телосложения, с совершенно седыми волосами. Из-за его плеча выглядывала сиделка:
– Совсем другое дело, – он присел на кровать.
– Что же вы дорогая моя, Аннушка, такое