носят суп из рыбьих потрохов и протухшую рыбу, которую никто есть не может. Изредка достаётся кокосовый орех и какие-то жёсткие, почти несъедобные корни. А я ведь до этого ни разу не бывал в тюрьме. Только в неволе начинаешь понимать истинную цену свободы. Мы пробовали расширить щель, но у нас ничего не вышло. Сарай, где нас держат, куда основательней, чем тростниковые лачуги пигмеев, колодки не снимают даже во время еды. Ничего не остаётся, кроме как положиться на судьбу и смотреть на прибой.
Как я тут оказался? О! Это весь интересная история. Ни у кого из нас нет ни малейшего объяснения, что же именно произошло. Может быть я прогневал высшие силы? А может, наоборот, за какие-то невероятные заслуги мне был дал второй шанс! Не знаю, у нас сложились разные мнения на этот счёт. Одиннадцать месяцев назад каждый день моей жизни был расписан наперёд, словно дневник прилежного студента. Я профессор кафедры химии Мюнхенского университета, советник по науке короля Максимилиана II, президент Баварской академии наук! У меня десятки студентов, а ещё я отец многочисленного семейства и хороший друг короля. Что ещё нужно чтобы достойно встретить старость? Но, с другой стороны, мне уже седьмой десяток и множество болячек. Годы бесчисленных экспериментов не идут на пользу здоровью – ожоги, отравления ядовитыми газами и реагентами. Тяжело, и лишь дважды в неделю я появлялся на кафедре, изредка принимал просителей. Утром секретарь предъявил два рекомендательных письма с просьбой выслушать просителя. Отказать своим друзьям из Парижской академии наук я не мог. Сейчас понимаю, скорее всего письма были поддельные. В кабинет вошла совсем юная девушка в очень строгом костюме, который, впрочем, не убавил привлекательности её форм. «Готовьтесь профессор, вам предстоит увлекательное путешествие», – вот что она сказала, и мир распался на фрагменты, поплыл. Помню толстую косу пшеничного цвета, снисходительную ухмылку на ангельском личике… Галлюцинации, галлюцинации столь странные, что я так и не решился никому о них рассказать.
Именно таким неведомым образом я и оказался за тысячи миль от Баварии. Сухая трава, акации и бесчисленные стада буйволов. Африка. Иного трактования быть не может. Но куча слизи, в которой очнулся, и пейзажи саванны волновали меня в последнюю очередь. Я изменился. Очень сильно изменился! С годами краски жизни меркнут, словно невидимая пыль времени оседает на всё вокруг. И ты уже не так быстр, как в юности, уходит сила из рук, а поднявшись на третий этаж хватаешься за сердце и дышишь, как загнанная лошадь. Но жизнь снова кипит в каждой клеточке моего тела! Чувствую пряный аромат трав, резкий запах буйволов, отчётливо вижу острые листки акации, росшей вдали, а ведь без очков не видел дальше собственного носа. Как и каким образом произошла столь чудесная метаморфоза с моим телом?
Я был не один. Ещё девять мужчин и две женщины. Все как на подбор юнцы. Когда шок первых минут прошёл, и мы взахлёб начали рассказывать свои истории, я запутался окончательно и бесповоротно. Мало того, что каждый из нас стал моложе, все были из разных времён! Голые, покрытые слизью в центре многотысячного стада буйволов. Мне стоило больших трудов успокоить и собрать всех этих добрых людей. Нам дважды повезло: буйволы сторонились останков и не затоптали нас, а львы, сопровождавшие стадо, были сыты и не обратили на остатки мяса никакого внимания. Мы были разные, но в то же время у нас было много общего. Весёлый француз Поль Вьель, красавица Гретта Ланге, мои соотечественники Отто Баейр и Фридрих Бергус, огненно-рыжий ирландец Ричард Кирван, угрюмый гринго Эдвард Вестон. Больше всего было русских: милая и тихая Оксана, Анатолий Давидов и Ермолов Пётр оказались тут из 2004 года! Ещё задиристый Семён Вуколов и кряжистый великан Сильвестр Тихонов. Страшно подумать какая бездна времени разделят нас! Языками общения стали немецкий и русский. Одиннадцать учёных, из которых восемь химиков! Многие заочно знали друг друга. Профессора и доценты оказавшиеся в глубинах Африки, что может быть удивительней?!
Кто тот невидимый кукловод, что жестоко пошутил над нами? Бог, дьявол?! Не думаю, я убежденный атеист и верю, что рано или поздно мы раскроем эту загадку. А пока нам приходится выживать. Так сложилось, что я оказался лидером нашего небольшого коллектива. Прежде всего сказался мой научный авторитет, что мне весьма и весьма лестно. В один голос друзья утверждали, что я должен умереть в 1873 году. А я здесь, я молод и живее всех живых! Кто в таком случае жил там? Einen Dachschaden haben! У них, верно, не всё в порядке с головой! Разные люди, разные языки, странные браслеты на руках каждого из нас – сплошные загадки.
Мы решили держаться вместе до самого конца, во что бы не стало. Моей правой рукой стал Сильвестр. Он исключение среди нас – не учёный, не химик. Капрал рейтарского полка, попал сюда прямиком с русско-польской войны. Но всё же Сильвестр не совсем обычный капрал. Разве царь Алексей наградил бы простого капрала шубой со своего плеча? Он феноменально сильный и ловкий. Только благодаря его умениям мы смогли выжить в первые, самые тяжёлые дни.
Наш Эдвард хорошо знаком с астрономией, и на следующий день мы определили широту. Нас забросило на экватор, один градус северной широты. Мы сошлись, что это скорее Восточная, чем Западаная Африка, так как сзади нас виделся громадный разлом. Мы решили идти на юг и недостаток воды стал самой большой