и Новогодних огоньков. У нас же с Масляковым вот как получилось. Ассистентом режиссера была Светлана (не помню ее девичью фамилию). Они с Сашей поженились, и супруга взяла фамилию мужа. А я в конце каждой передачи зачитывала имена тех, кто готовил эфир. Звучало «Светлана Маслякова» – дальше, наверное, зрители уже и не слушали. Видят меня, я произношу: «Светлана Маслякова» – ну и сделали выводы. Полетели поздравительные письма. После первого посмеялись, дальше уже не обращали внимания, поскольку писем было очень много. «Мы назвали вашими именами своих детей – Светочка и Сашенька. Любви вам!» – писали нам зрители. Не станешь же всем объяснять, что мы не муж и жена.
Даже Лапин, председатель Гостелерадио СССР, как-то на летучке заметил: «А Жильцова так влюбленно все время глядит на Маслякова». Но я всегда смотрю на собеседника, в том числе и на Сашу. Позже обратила внимание – другие ведущие обращались не столько к партнеру, сколько к зрителям. Стала брать с них пример.
Мало кто помнит, что первой ведущей КВН стала актриса Наталья Защипина. Ее знали по роли в фильме «Жила-была девочка». А у меня тогда сын родился, и я сидела в декретном отпуске. Когда вышла, режиссер Белла Исидоровна Сергеева посетовала: «Эх, Светка, что ты сделала (мол, зачем родила)? А то вела бы КВН!» Но Наташа неожиданно уехала с театром на гастроли, и Сергеева пригласила меня.
Моим соведущим был Альберт Аксельрод – один из авторов КВН, медик по образованию. Передачу они придумали вместе с журналистом Сергеем Муратовым и инженером Михаилом Яковлевым. Все трое большие умницы, с ними было безумно интересно! В то время существовал телевизор КВН. Название марки авторы обыграли, превратив в «Клуб Веселых и Находчивых», оно прижилось. Примерно через два года основатели передачи ушли. Почему – не знаю.
Масляков тогда учился в МИИТе (Московском институте инженеров транспорта) и ни о каком КВН не помышлял. На роль нового ведущего рассматривали совершенно другого парня, но все же решили взять Сашу. У него очень обаятельная улыбка. Съемки проходили в Телевизионном театре на Яузе, сейчас это ТКЗ «Дворец на Яузе» рядом с метро «Электрозаводская».
Нам писали большие монологи, перед выходом на сцену Масляков стоял с одной стороны кулис, я – с другой, и оба страшно волновались, у меня так просто ноги подкашивались. Программа ведь шла в прямом эфире на всю страну, никаких видеозаписей и монтажей. Смотрели все, даже правительство. Когда победила команда Обнинска, Никита Сергеевич Хрущев воскликнул: «Молодцы, обчане!» Думал, Обнинск – это где-то на Оби. Не знаю, имела ли место история на самом деле, но мне так рассказывали.
Тексты содержали «кодовые фразы»: после такой-то должна заиграть музыка, после другой – выносят реквизит… Однажды выхожу на сцену и понимаю, что вылетело из головы название следующего конкурса – «музыкальный». Холодея от ужаса, повернулась к Саше:
– Ты, случайно, не помнишь, как называется конкурс?
А съемка уже идет! Саша шепчет:
– Нет, не помню.
Он в общем-то и не должен был знать – это ведь моя часть текста, у него свои слова. Вспомнила слово «музыкальный», объявила. А что дальше, в чем конкурс заключается? Белый лист, провал в памяти! Начала что-то говорить своими словами, но «кодовых фраз», конечно, не произнесла, поэтому музыка не заиграла, реквизит не вынесли. Команды как-то отыграли, сцену покинули под топот собственных ног.
За кулисами меня отпаивали валерьянкой, а Белла Исидоровна ругала помощников. Я подошла, упала перед ней на колени: «Моя вина… Наказывайте. Хоть убейте». Но она уже пар выпустила и никого не убила. Это единственный подобного рода инцидент в моей творческой биографии, когда думала, что умру от ужаса. Сами видите: столько лет прошло – а помню до сих пор. Хотя телезрители, между прочим, даже не заметили накладки, иначе бы непременно написали. Подмечали все!
Ведущим не разрешалось появляться в кадре в брюках – только платье, юбка с блузкой или кофточкой. И тут вошли в моду брючные ко стюмы. Мне откуда-то привезли кримпленовый темно-коричневый костюмчик, очень стильный. На свой страх и риск вышла в нем в эфир. И получила сотни писем, среди которых оказалось много коллективных примерно такого содержания: «Светлана! Мы считали вас политически и идеологически зрелым человеком, – писали возмущенные работницы завода или фабрики. – Что с вами произошло?!» Они полагали, что появляться в эфире в брюках недопустимо для советского диктора.
С прическами тоже было строго. Волосы либо гладко зачесывали, либо носили на косой или прямой пробор, мужчинам, кстати, не позволялось отпускать бороды и усы. Однажды я сделала стильную челочку, показалось, что мне идет. Вышла в эфир – и через некоторое время снова негодующее письмо, на сей раз от мужчины: «Светлана!!! Что ты сотворила с собой? Я любил тебя. Заслышав знакомый голос с экрана, бежал с кухни и целовал телевизор с твоим изображением. Зачем ты эту челку выстригла? Она не идет тебе ни с какой стороны!» Но чаще я получала письма от зрительниц, просивших прислать выкройку платья или дать адрес мастера, у которого делаю прическу: «Хотим так же, как у вас».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен