сорокового, слишком большого для обувного этого города размера. Я выливаю горько-пряный аромат на кисть, чтобы вдыхать его яркими порциями, всматриваясь в лица равнодушных людей, пытаясь поймать их за слишком откровенными взглядами в мою сторону. Я смотрю в зеркало.
Я – Пит Доэрти.
Я хочу, чтобы все думали, что я уже месяц живу по ночам, что я пьяна, и я курю блоками, что у меня с собой бутылка красного в моей слишком большой сумке, в которую я умудряюсь поместить достаточно проблем для одного вечера. Я хочу, чтобы все видели, что мне плохо, я хочу, чтобы все знали, почему. Я хочу, чтобы все говорили об этом, надоедали вопросами вежливости и фразами участия. Шептались, что я – потеряна, что я их отвращаю, что со мной надо что-то делать. Я хочу проводить ночи напролёт в бессознательном веселье. Я хочу быть отвратительной настолько, насколько это спасительно в современном обществе. Я хочу дружить с кем попало и просыпаться в незнакомых квартирах, с несмытым рокерским макияжем и дикой болью в голове. Я хочу смотреть в зеркало и знать лишь имя своего отражения.
Я хочу быть Питом Доэрти.
Я – Пит Доэрти.
Меня публично осудят, но позвонят не тебе. Обо мне сочинят лишнего, накинут чужой грязи. Меня оставят убаюкивать свою черную популярность на очередном дне рождении. Ты не придешь. Возможно, ты даже знать не будешь о том, что творится со мной, хоть это и станет абсолютно очевидным. И как мне не будет желаться, чтобы именно ты меня забрал с очередного вечера несостоявшегося веселья, с винным поцелуем на губах вместо помады, бороться с моей никчёмной жизнью придётся не тебе. Всё равно. Даже если я буду самым настоящим Питом Доэрти, даже, если он уже не будет всего лишь отражением… ведь тебе не нужны проблемы… мои проблемы… твои проблемы.
И только потому, что не тебе придётся не спать из-за меня по ночам, я не стану Питом Доэрти…
…несмотря на то, что так было бы справедливее… гораздо справедливее…
I’m just a mess with a name & a price (c)
Passion Pit ‘Constant Conversations’
I.
×××
Прошлое – престраннейшая вещь. Без порядка и принципов. Без особой важности и сожаления. Без права и совести. Без обмана и удачи. Без всего того, что мы – тихие и скромные люди, живущие в вечно наследуемых квартирах, покупающие каждый вечер хлеб и что-нибудь к чаю, привыкли получать в одном пакете с непропечатанным сроком годности на упаковке. Прошлое – это то страшное нечто, которое мы осторожно в кухонных беседах именуем жизнью. И несмотря на то, что прошлое – это всего лишь составная часть того большого пути, который, как некоторые из нас верят, определен нам созданиями, более сведущими в смыслах нашего существования, заранее прокладывающими сложные маршруты нашего движения между жизнями; это, тем не менее, именно та часть – вечная константа невыученной истории нашей жизни, которая штрафует слишком дорого за легкомысленное отношение к себе в настоящем, путая пути к возврату в реальность, и к возможному будущему, закрывая наши глаза под сладкие песни молодости и выцветающие изображения нетронутых морщинами улыбок. Именно эти с годами пожелтевшие тома невостребованной когда-то реальности постепенно вскарабкиваются нам на спину, одолевая оставшуюся напоследок волю и ломают все силы на завтра – потому что с этого момента наступающее по всё той же ошибке завтра уже когда-то произошло с нами вчера. Вчера, которое существовало ещё сегодня, а теперь плавно растворяясь во времени, засыпает навечно во сне.
И под сладкий шорох неопавших с лета крон мы спим между перезвонами двух церквей нашего никем не адресованного отправления, надеясь, что звуки нашей досады не способны вырваться наружу сквозь серый бетон и глухие окна, чтобы представить всему миру стеснительную картину неудавшегося изображения хорошей жизни и надежды на то, что вчера мы записали себя на доску почёта лицеистов, имена и фамилии которых, как оказалось, никому неинтересны. А потом наступает утро.
На утро от нашей невинной школьной славы ничего не остаётся, кроме выбеленных в желании быть счастливыми зубов и едва заметных на коже воспоминаний. Память. Что за глупое явление? Что за бессмысленная способность? Что за дурацкое качество, соблазняющее нас на иные варианты событий, которые мы условились больше не вспоминать? Вечно лгущее, рвущее наш тихий сон второе сознание, разрушающее картины нашей реальности. Единственной реальности, перед шелковыми шторами которой толпятся варианты наших непрожитых судеб. Она никогда не уходит, провожает нас до порога и, цепляясь за драгоценные камни на наших серьгах, шепчет нам ласково в ухо, что всё, что с нами когда-то было – теперь всего лишь пыль на полках чужих квартир. Кто же теперь о нас вспомнит?
И кто же даст гарантию, что в свете субботнего малинового заката, когда мы верим, что завтра ещё возможно, что нашу пленку еще не отдали в архив, кто-то аккуратно будет сдувать пыль с полок навеки ушедшего, оставляя нежные поцелуи на обложках наших историй надежды? Сохранит ли этот тихий вечер уходящего августа звуки наших дыханий, улетающих в потоке тёплого воздуха предзакатного неба, развевающих волосы незнакомых молодых людей, всё ещё наивно мечтающих о том, что уже было где-то бесполезно прожито