Николай Любимов

Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1


Скачать книгу

чтении и слушании Евангелия мне часто приходила мысль: даже если взглянуть на эту книгу только как на произведение словесной живописи, то нельзя не признать, что создатели его – великие писатели, и притом реалисты, познавшие искусство светотени и значение художественной подробности. Надо быть уже Шекспиром или Сервантесом, чтобы не побояться ни моления о чаше, ни возгласа Христа на кресте: «Боже мой, Боже мой! для чего Ты меня оставил?», ни отречения Петра. Надо быть уже Шекспиром или Сервантесом, чтобы упомянуть о том, что воины не поняли Христа, воззвавшего к Богу Отцу: «Или́, Или́!», и решили, что он призывает Илью-пророка.

      А поэзия акафистов с их непреложными законами архитектоники, с их непременными единоначатиями в икосах, с их ритмико-синтаксическими повторами, с их неназойливыми краезвучиями!.. Ну вот хотя бы – наугад – икос 12 из акафиста Иисусу Сладчайшему, который во время крестного хода вокруг нашего города, медленно ступая по жаркой пыли, так напевно-молитвенно и с такой простотой задушевности читал серебристый старик о. Владимир Будилин:

      «…Иисусе, Царю предвечный, помилуй мя: Иисусе, цвете благовонный, облагоухай мя… Иисусе, одежда светлая, украси мя; Иисусе, бисере честны́й, осияй мя… Иисусе, свете святый, облистай мя; Иисусе, болезни душевныя и телесныя избави мя».

      А вот – строки акафиста одному из святых, с наибольшей яркостью «в земли Российстей» просиявших, – преподобному и богоносному отцу нашему Серафиму Саровскому:

      «Радуйся, преславное верных величание! Радуйся, претихое скорбным утешение… Радуйся, Христа со ангелы телесныма очима лицезревый; радуйся, в бренном телеси райскую сладость предвкусивый… Радуйся, воды многоцелебныя кладезю неисчерпаемый; радуйся, яко вся концы земли нашея любовию Твоею объял еси. Радуйся, вся козни диавольские победивый; радуйся, звери дивия кротостью Твоею покоривый».

      Я люблю весь православный богослужебный чин. Я не могу удержать холод восторга, пробегающий по моему телу, когда я слышу исполняемый хором великий прокимен: «Кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог, творяй чудеса, творяй, творяй, творяй чудеса!» Счастливы те, что хоть раз в жизни испытали умягчение сердца при возгласе за всенощной в честь Той, кого живописали Рафаэль, Сурбаран и Мурильо, древнерусские великие иконописцы и художники позднего русского церковноживописного Возрождения: Васнецов, Нестеров и Врубель; Той, «Присноблаженной и Пренепорочной», Той, «в молитвах неусыпающей»[9], которую воспели гении звука, составившие афонский и киево-печерский распевы, которую воспели Чайковский и Рахманинов; Той, которой в боговидческих стихах молился Лермонтов и которой посвятил заключительные строки рассказа «Богиня разума» Бунин – одни из самых прекрасных строк, какие когда-либо писала рука человеческая, – при возгласе: «Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим!». Счастливы те, что проникались утешительным убеждением при возгласе дьякона за всенощной: «Над всеми людьми Бог наш». Счастливы те, что