постарше, белобрысый и нечёсаный, в рваных рубахе и штанах. Оба уже успели порядочно друг друга поколотить, но пылу не утратили и, отдуваясь, продолжали.
– Да не стесняйся! – ревел особо мерзкий голос из толпы. – Задай служилому! Труп потом в Чешун скинешь! Мы не выдадим!
Малиновый этих грозных слов о себе будто и не слыхал. А вот я быстро понял, в каком опасном положении этот губастый недоумок оказался. Не пойми как он оказался на Лысом поле, самой удалённой окраине Высокоярска, тут и посадские стражники по одному-то не ходят!
Раньше, когда город сюда ещё не пришёл, были тут поля, пробовали на них в разные года хлеб растить, и огороды разбивать. Всё без толку, ничего не росло. От того «Лысым полем» то место и прозвали. Да и потом, когда расширился досюда Высокоярск, путного не вышло. Селиться тут стали люди нищие, да вороватые, да озлобленные. Они и на простого случайного прохожего косо смотрели, а уж служилых на дух не переносили, особенно таких, как этот губастый. Раз никаких знаков отличия на нём нет, значит какой-нибудь гонец, порученец. Вроде, мелкая сошка, но кафтан-то на нём тёмно-малиновый! Стало быть, на воеводской службе находится, самой сытой и завидной из всех. Да большинство местных столько, сколько он жалования в месяц получает, за год не наворуют и не наклянчат!
Гонец – или кто он там? – похоже, вообще не понимал, во что он ввязался. Дрался, вроде, умело, но умеренно, по-честному. Так на праздник стенка на стенку дерутся. За спиной на поясе у него даже кинжал имелся, но о нём он, похоже, напрочь забыл. Белобрысый же его изводил, дразнил, обманом заставлял открыться, чтобы врезать побольнее. Малиновый был парень крепкий, кровь с молоком, но уже сейчас можно было рассмотреть, как он выдохся, как немеют в ушибленных местах руки, как его всего кренит набок. Всем – кроме него самого – было ясно: скоро он окончательно свалится, а там и белобрысый его ногами отходит, и толпа своего не упустит. А потом, и правда, в реку кинут, с них станется.
– А, ну, хорош! – гаркнул я, расталкивая толпу.
– Не-е! Не-е! – тут же возмутились из толпы. – Бей, не останавливайся! Чего это благородный не в своё дело лезет?
– Слышь, безбородый, – тотчас окликнул ещё кто-то. – Ступай-ка, откуда пришёл. Без тебя разберутся…
Лгать не буду, соблазн уйти подобру-поздорову был велик. И так уже меня заприметили, дворянин в этих местах – диковина. Правда, одет я был по-простому, в длинной залатанной вотоле поверх рубахи не крашенного сукна. Но помогал этот наряд только, когда ко мне не присматривались, а теперь-то я оказался у всех на виду. А и одного свидетеля было довольно, чтобы в Купеческом собрании узнали, там соглядатаев по всему городу хватало.
– Хорош, говорю! – ещё громче крикнул я и (не без сожаления) выбрался, наконец, на площадку вплотную к дерущимся.
Ни белобрысый, ни малиновый вниманием меня не удостоили. Губастый служилый был, кажется, полностью поглощён дракой, будто не с одним противником на потеху толпе сошёлся, а против целой вражьей армией на поле боя стоял. Белобрысый же думал, казалось, вообще о другом. Словно малиновый был лишь временной для него обузой, а тревожило его что-то другое, поважнее.
– Разошлись, кому велено!
Пришлось мне увернуться от пары ударов, нырнуть и, встав прямо меж обоими, сильно толкнуть каждого в грудь. На белобрысого это возымело действие, он, удивлённый, застыл. А вот малиновый совсем одурел и продолжил переть, размахивая кулаками уже без разбору.
– Не честно! – заголосили в толпе. – Эй, благородный! Чего суёшься! Служилый на него сам первый полез, ни за что, ни про что! Нечего за него заступаться!
Ещё один удар от губастого скользнул мне по брови, так что пришлось в ответ наградить его смачной оплеухой. Малиновый от этого опешил, а в глазах, наконец, мелькнула какая-никакая мысль.
– Ну, одумался? – спросил я. Тут же взял драчунов за вороты, чтобы удержать обоих на расстоянии друг от друга. – Рассказывайте, теперь, чего не поделили?
– Я… Да он… Выслушай, благородный! – опомнившись, малиновый склонил голову, тут же её вскинул и затараторил мне прямо в лицо: – Я на службе, Пьяцеком меня зовут. При воеводе Берском состою. Помоги, благородный, этого подонка взять и в крепость отвести. Я его от самого княжьего дворца гнал, уж думал, упущу. А он – преступник, вор, его непременно задержать нужно!
– Ну, запел! – протянул треснутым голосом белобрысый. – Знать не знаю, чего он от меня хочет и чего погнался. Никакой я не преступник, я сам на службе и по поручению. Старший ключник Соловин меня с важным делом направил. Опоздаю – с вас обоих спрос будет!
Продолжала голосить толпа, оба драчуна испытующе смотрели каждый в ближайшую к нему мою щёку. А мне осталось только проклинать себя за то, что, выходя из фадеевской лавки, не прошёл мимо и не вернулся спокойно домой. Мало того, что прервал избиение этого дурака Пьяцека, чем разозлил окружавшее нас сборище. Так ещё, похоже, вмешался в склоку промеж двух виднейших вельмож во всём княжестве.
О славе и могуществе Велибора Берского можно было и не говорить, всё равно всей величины не опишешь. Был он в те дни главным княжеским воеводой,