– по скайпу? – Главное, что интервью не для Кунсткамеры… – Напрашивался вопрос о том, как вы проводите время в «вынужденном отпуске», но поскольку на «Ютубе» появились ролики «Стоянов в изоляции», делаю вывод, что активно работаете. – Да. Это актерские ролики, которые я снимаю каждый день без выходных, что помогает мне не сойти с ума, не выпасть из профессиональной формы. Оператор – жена. Хронометраж не дольше минуты-полутора. Дома есть четыре осветительных прибора, специальные панели для съемок, в общем, я отлично укомплектован. Как это все появилось? У меня небольшая дача в Подмосковье, участок четырнадцать соток. Я обошел свои владения, осмотрел каждый закуток, прикинул количество локаций. Мастерская, сторожка, подвал, бойлерная, комнаты… Вполне хватает, чтобы снимать персонажей в разной обстановке. На чердаке нашел целлофановый пакет с двенадцатью париками, оставшимися от «Городка». Вышлю вам несколько роликов – оцените. Хуже нет, чем рассказывать, что хотел всем этим сказать, когда намерений больше, чем реализации. Но если кратко, то «Стоянов в изоляции» о том, как люди разных профессий, достатка, социального положения переживают это непростое время. Чем занимаются, о чем говорят, что их беспокоит. – И что, по вашим наблюдениям? – Как остаться людьми, не переругаться, не обожраться, не спиться. Мы все же в России живем. Я никогда не был человеком из народа, но всегда стремился быть человеком для народа.
– Сюжет о гречке будет? – Разумеется. Приоткрою секрет: это будет история из 2042 года. – На канале «Россия 1» показывают еще одно ваше шоу – «100ЯНОВ». Верно, что идея родилась семь лет назад и за все это время вышло всего пять выпусков? – Не совсем. История появления этой программы непростая, но давайте по по рядку. «Городок» закрылся в 2012-м, когда не стало моего партнера Ильи Олейникова. Год ушел на то, чтобы мне прийти в себя и решить, как жить дальше: прощаться ли с этим жанром, искать в нем новые пути или нет. Было сразу понятно, что в прежнем формате, когда в кадре два главных героя, программа не останется, нужно что-то другое. Даже если мне предложили бы вдруг сотрудничать с Де Ниро или Николсоном, отказался бы. Привожу эти имена, чтобы вы правильно поняли мою мысль. Дуэт не рассматривался ни при каком варианте. Во-первых, по моральным соображениям, а вовторых, потому что мы с Ильей были гениальной парой. Подчеркну: не гениальными артистами, а именно парой – Олейников и Стоянов. Это не повторяется. Илья – светлая голова, умный пробивной мужик. Искренний, добрый, немногословный, умеющий просчитывать ходы. А я – раздолбай. И за почти двадцать лет существования нашего тандема привык к тому, что рядом есть Илья, умеющий то, чего не умею я. При этом, чего греха таить, внутри нашей пары я любил доминировать, полностью брал на себя организацию съемочного процесса. Отвечал за, скажем так, творческую часть. Мы здорово дополняли друг друга. – Удивительно, что вам, таким разным, удалось не переругаться вдрызг, как это часто случается в творческих дуэтах. – Однажды я участвовал в игре «Что? Где? Когда?» – артисты против кого-то. Знатоки делились с нами технологиями поиска ответов на вопросы. Мне запомнилась одна интересная штука: во время обсуждения разных версий категорически нельзя произносить «нет». У этого слова останавливающий эффект. Скажи «Нет!», и все – мысль, пусть даже абсурдная, исчезнет. Фантазия людей не терпит остановок и категоричности. Из бреда рождаются действительно правильные версии. Поэтому и я никогда не говорил Илье «нет», даже если был совершенно не согласен с его идеями. И он тоже не обрубал мой креатив категоричным «нет». В первый год после смерти партнера, пока идея нового формата зрела в голове, меня подхватило кино – одно предложение, другое… Все как-то само по себе происходило. Честно скажу: участвовал за эти годы в разных историях. Были сериалы и хорошие, и не очень. – Не в ваших правилах отказываться, если сценарий не по душе? – Ну послушайте: когда рабочий делает на станке деталь, он же не размышляет – с ее помощью будут откачивать говно или эта болванка часть космической ракеты. Надо было на что-то жить, вот я и снимался. Определиться с будущим, решить, как вообще жить дальше в профессиональном смысле, помогла моя жена. Причем неожиданным образом. За полгода до трагедии, когда о болезни Ильи еще ничего не было известно, я заказал в автосалоне машину. Выбрал модель, пользующуюся спросом, и ее следовало подождать. Что означает автомобиль в России? Очень многое. Это в Европе миллионеры катаются на фиатах и не парятся, а Юра Стоянов должен иметь машину, которая будет выделяться из тех, что «на одно лицо». В общем, нашел такую, внес предоплату, настроился. И вот подошло время выкупать автомобиль, а тут Илюша умер… Конечно, я был абсолютно уверен, что в условиях полной неизвестности, когда, как говорил Гамлет, «дальше – тишина», следует отказаться от намерений. И тут моя жена сказала: «Самое глупое, неверное и преступное, что можно сделать в этой ситуации, – не купить эту машину!» И не потому что необходима новая. Нет конечно, на фиг она сдалась. Можно и на старой ездить. Мысль Лены была в том, что отказаться от покупки означало признаться в растерянности. В том, что не представляю, что делать дальше. А если куплю – то как бы ничего не изменилось. В глобальном смысле изменилось, конечно. Произошла трагедия, не стало человека. Но машина – это стимул идти в профессии дальше. Знаете, это был по-житейски простой и мудрый совет. Я его послушал, а дальше стал думать,