прохрипел он. – Ты? Зачем?
Женщина опять поманила его рукой, потом неспешно повернулась и двинулась в тревожную глубину ночи. Складки ее платья шевельнулись с громким шорохом, и деревья сада вздрогнули от внезапного порыва ветра. Мужчина пошатнулся, ухватился обеими руками за ствол молодого кипариса, боясь потерять сознание, и как загипнотизированный смотрел на удаляющуюся фигуру своей первой жены. Ему было страшно вновь произнести ее имя.
В ту же секунду огненные дрожащие змейки стремительно поползли со всех концов двора к дому. Почти одновременно эти горящие ручейки ткнулись в стену фасада – и её охватило ослепительным пламенем. С трудом соображая, что происходит, мужчина глядел на плавно взлетающий в тысячезвездное от раскаленных искр, багровое небо столб пламени. Жар гигантского костра ударил ему в лицо. В одно мгновение дом исчез в пламени, жадно пожирающем его со всех сторон. Охваченный ужасом, мужчина ринулся в сад, туда, где исчезла фигура его ночной гостьи, потом остановился, тяжело дыша и глядя перед собой ослепшими глазами, попятился, как пьяный, и бросился обратно – к горящему дому. Не останавливаясь, движимый неведомой силой, он нырнул в стену огня и вспыхнул как факел. Последнее, что он почувствовал перед тем, как провалиться в черную пустоту, – это раскаленную и липкую, как кровь, змею, вползающую в сердце.
На второй день сгоревших заживо Назиму и ее мужа – большого советского начальника – похоронили на старом городском кладбище под хриплые, утробные звуки духового оркестра. Хоронить, по сути, было нечего. Дом сгорел дотла, словно был сделан из картона. Прибывшие пожарные только рты разинули. Поэтому в два новеньких гроба бросили лишь по горстке пепла, обтянули их пурпурным сукном и наглухо заколотили гвоздями.
– Вот и конец ведьме пришел!
– Слыхали, говорят, это был поджог!
– Чем-то непонятным дом облили. Камни горели, как солома!
– А в саду-то… В саду нашли ожерелье его первой супруги убиенной!
– Ни дать ни взять – с того света отомстила!
– Тоже – ведьма!
Еще месяц в городе обсуждали на все лады это страшное и таинственное происшествие. А когда слухи и пересуды пошли на убыль, когда не только горожане, но даже бывшие соседи погорельцев перестали содрогаться от жутких воспоминаний, в том самом ауле, где когда-то жила Назима, в ее прежнем доме появилась неизвестная старуха. Одним своим видом она наводила ужас на односельчан: сухое, согбенное тело с огромными, как два горба, торчащими лопатками, обвисшие, как пакля, седые волосы и страшное, изрытое оспой, обожженное лицо. Один глаз вытек, и на его месте пузырилась яйцом неестественно белая кожа. Другой был на месте, но не закрывался никогда, потому что отсутствовало веко. Впрочем, и этим, единственным, глазом старуха не видела. Однако каким-то непостижимым образом она угадывала все, что происходило вокруг нее и даже далеко за пределами аула. Она знала по именам всех односельчан и нередко пугала их своей страшной проницательностью:
– Здравствуй, Шавкат! Что же ты не