и зрителей всей страны, сочувствовавших осиротевшему мальчику и солдату Андрею Соколову, я плакала потому, что их встреча затрагивала мою личную драму. На экране прижимал к себе обретенного «сына» мой родной папа – которого я, по сути, потеряла за год до этого: у него появилась другая женщина, мама (актриса Инна Макарова. – Прим. ред.) измены не простила и собрала мужу чемодан. С тех пор с отцом мы не виделись.
Расставшись, родители поехали каждый на свои съемки: мама – на картину «Дорогой мой человек», папа – на «Судьбу человека», по-моему, оба названия оказались символичными. Мама по роли в одном из эпизодов, обращаясь к Алексею Баталову, произносит сакраментальную фразу: «Зачем ты тогда так навсегда, насовсем спрыгнул с трамвая?», у папы в его фильме звучат те самые слова мальчишки, что «папка» его нашел. А меня – не нашел… Во время просмотра картины одноклассники, зная, что в зале сидит дочь режиссера, поглядывали в мою сторону и страдала я, получается, на виду у всех. Учительница потом не раз задавала нам сочинение на тему «Моя семья», я понимала, что это неспроста, и возненавидела школу.
Сразу после просмотра фильма у меня случился дикий приступ мигрени, и потом несколько лет мучила время от времени появлявшаяся перед глазами «мушка», когда раскалывается голова и ничего вокруг не видишь и не слышишь. Друзья семьи уверяли, что отец желает со мной увидеться, и я не понимала, почему этого не происходит: хотел бы – пришел. Недавно узнала, что препятствовала свиданиям мама: я росла девочкой нервной и она, видимо, боялась, что эти встречи растревожат меня. Так что он приходил, но когда меня не было дома.
Папа тоже был чувствительным, ранимым, легким на слезы. «Переживун». Годы спустя я поняла, что в той пронзительной сцене из «Судьбы человека» отразилась и его боль от расставания со мной.
…Едва я немного подросла, отец просто впился в мое воспитание: мама тогда снималась чаще, а он подолгу бывал дома. Постоянно что-то придумывал. Однажды притащил тяжелый ящик – один из первых появившихся в стране магнитофонов – и решил записать семейными силами спектакль «Муха-цокотуха». Родители, бабушка и я говорили за разных персонажей Чуковского – мне досталась Муха – и озвучивали происходившее: звенели рюмки, топали гости… Включили запись, и я впервые услышала свой голос простуженной мыши. Расплакалась, папа принялся успокаивать, уверяя, что отлично сыграла роль. Мы запоем читали книжки, которыми отец наводнял нашу однокомнатную квартиру, рисовали, но не просто так, а путешествуя – дальние страны, пальмы, парусники. Романтика.
После его ухода первое, что сделала, – открыла оставленный им этюдник с красками и начала, желая зацепиться хоть за что-то, связанное с папой, малевать на холсте – копировала березку с его картины. Кстати, живопись – одно из серьезных увлечений отца – с детства захватила и меня. Иногда все бросаю и погружаюсь в нее с головой, никого и ничего не замечая. «На нее накатило», – говорят в такие моменты близкие. Вот и тогда на меня накатило.
Кроме этюдника и некоторых своих работ папа оставил мой карандашный портрет. На нем темноглазая девочка с толстой косой улыбается, позируя отцу.
– Как вы встретились после долгой разлуки?
– Через пять лет в Москву приехал папин старший сын Алеша. Странный был мальчик, какой-то в нем чувствовался надлом. Я к тому времени уже на собственном опыте убедилась, что развод известных людей оборачивается катастрофой для их детей. Одно дело, если переживает узкий круг родственников и знакомых, другое – когда в курсе оказывается «широкая общественность» и о том, что болит, начинают спрашивать посторонние. Алеша жил вдали от отца, в провинциальном городе, где все без конца интересовались его знаменитым родителем, а что мальчик мог сказать? Что с ним не видится? Что у Сергея Бондарчука совсем другая жизнь за тридевять земель? Ситуацию эту Алеша, знаю, выносил с трудом.
А ведь моя мама, когда-то узнав, что у отца на стороне ребенок, пошла на развод ради того, чтобы муж женился на той женщине и усыновил мальчика. Потом он развелся и вновь расписался с мамой. Муторная история, но у ребенка должен быть законный отец – считала мама. Алешу она приветила, брат некоторое время жил у нас, вот и теперь остановился в нашем доме. С папой встречался на съемочной площадке. Общаясь с Алешей, отец, наверное, и подумал: не попытаться ли встретиться со мной? Позвонил, хотел где-нибудь в парке погулять, но я отказалась: столько лет не виделись и пойти в какой-то парк? Предложила: «Приезжай ко мне».
Он весь испереживался! Глаза у него были мокрые. Принес в подарок цветные карандаши, а я призналась, что уже рисую красками – и его масляными, и акварелью. Папа заметил, что я похожа на Наташу Ростову – кареглазая, худенькая, хорошо бы, дескать, снять меня в «Войне и мире» в роли Наташи-девочки. (Но утвердил в итоге голубоглазую Людмилу Савельеву, она сыграла героиню Толстого и в подростковом возрасте, и в более зрелом.) Алеши с нами не было: не успел, появился с букетиком фиалок, когда отец уже уехал.
С того раза мы с папой стали общаться регулярно, и постепенно все мои претензии и обиды – почему не виделся со мной? – остались в детстве. Значительно позже мне не раз попадались статьи, в которых