и, опустив голову, пробормотал: – Простите, больше не буду.
– Хорошо, на первый раз прощаю… Дай-ка закурить.
Васин торопливо вытащил из кармана кисет и всыпал в руку Теленкова чуть ли не горсть махорки.
– И ему тоже, – Теленков кивнул головой на Сачкова.
– Ну это уж дудки! – сказал Васин. Показал Сачкову кулак и пошел. Но у двери остановился, покачал головой.
– Ну и ловкачи же вы!..
Сачков с Теленковым захохотали.
– Таких жмотов, как Васин, наверное, во всем училище не сыскать, – сказал Сачков.
– А я любого жмота распалю до самой… Подход надо иметь к человеку, курсант Сачков… – И Теленков снисходительно похлопал Сачкова по плечу. Сачков, который был в два раза старше Теленкова, принял доверительность дежурного, как пряник…
Теленков вышел из уборной и увидел, что у дневального из рукава шинели, как из трубы, валил дым… Это уж было из ряда вон. На посту – курить!
– Ты что, Загнишеев?.. – Теленков выразительно постучал ему по лбу согнутым пальцем.
– А кто видит-то! – огрызнулся Загнишеев.
– Прекрати, идиот… Ты что, хочешь, чтоб Горышич нас снял с наряда?
Загнишеев послюнил палец, аккуратно затушил цигарку и глубоко запрятал ее в карман…
Теленков прошелся еще три раза от бачка до тумбочки, постоял у окна, посмотрел на темный двор казармы. Одинокая лампочка на столбе качалась, и по мокрой траве скользило желтое маслянистое пятно.
«Боже мой, какая тоска! Хоть бы поскорее на фронт! – подумал Пашка. – Если будут оставлять в училище командиром учебного взвода… Ни за что! В ноги брошусь генералу, чтоб отпустили на фронт…»
Дело в том, что фамилия Теленкова все эти месяцы висела в главном учебном корпусе на Доске почета. И в довершение всего он экзамены сдал на пятерки… Командир батареи Лобарев весьма прозрачно давал ему понять, что он может быть оставлен в училище в должности командира учебного взвода… Размышления Теленкова прервал голос Птоломея:
– Дежурный, время!
– Сколько? – спросил Теленков.
– Без пяти восемь…
И в ту же минуту закричал дежурный по соседней батарее.
– Пятнадцатая! Строиться на ужин!
– Шестнадцатая, выходи строиться!
Теленков, набрав в легкие воздуха, рявкнул:
– Четырнадцатая батарея! Выходи строиться!
Четырнадцатая батарея давно ждала этой самой родной команды. Курсанты соскакивали с нар, на ходу подпоясывались ремнями и уже в строю застегивали воротнички.
– Подравняйсь! – командовал Теленков. – Смирно! – И, одернув гимнастерку, резко печатая шаг, пошел в каптерку – доложить Горышичу, что рота построена на ужин.
Через минуту из каптерки вышел сутулый Горышич в своей неизменной фуражке, полинявшей до неопределимого цвета, которая держалась не на голове, а на огромных ушах.
Пройдя туда и обратно строй, сумрачно глядя исподлобья, Горышич остановился на правом фланге и совершенно равнодушно,