? Николая Васильевича Силаева нашли мёртвым в собственном гараже с пулей в голове!»
Криминальное происшествие, как это часто бывает, с каждым новым рассказчиком обрастало подробностями и домыслами. По словам одних выходило, что градоначальника обнаружили около авто с простреленной головой. Другие добавляли: Силаев, раненный, дополз до гаражной двери. Третьи утверждали…». («Киллер для мэра»).
А ещё не отпускающая, так властно удерживающая читательский интерес, плотность художественного текста подтверждается, крепится тем, что каждая картина в повестях и рассказах Шарова, завершаясь, не осекается, а закономерно, логично вытекает, переливается в новую картину, сцена лирическая удивительно естественно продолжается сценой патетической, а та комедийной – и это уже второй знак развитого литературного мастерства: простраивать драматургию произведения, опирая последовательность изложения сюжета на науку психологию. Такое понимание – или знание? – Анатолием Шаровым психологических закономерностей эмоциональной концентрации на светлом или тёмном, весёлом и трагичном, такое знание длительности или краткости полноты переживаний светлого и тёмного, с необходимыми паузами для нейтрального изложения информации, подтверждает мастерство писателя-композитора, которому просто преступно не взяться за крупную прозу, её романную форму.
Действительно, это пожелание, точнее даже – заказ, требование к писателю не экономить свои силы, не жадничать, а отпустить себя, развернуться во всю свою отпущенную свыше силу и потратиться на создание развёрнутого полотна нашей современной жизни просто напрашивается из демонстрируемого Шаровым великолепного знания этой нашей современной жизни. Каждый его сюжет, каждая запускаемая им интрига доставляет истинное удовольствие от наблюдения за глубочайшим авторским погружением в материал, за его лично опытным знанием – до мелочей и тонкостей – и заводского производства, и бюрократической, управленческой сложности, и совхозного механизаторского труда, и сельского усадебного быта:
«…Осень в тот год была тёплая. Уже Покров отпраздновали, капусту порубили, свёклу повыдёргивали, а на воле стояла такая благодать, что хоть опять огород паши и картошку сажай. И всё бы ничего, только две приметы не радовали деревенских жителей: рябина раньше времени созрела, а ещё в лесу было полно мухоморов. Рябина ранняя – к лютой зиме, а вот прорва мухоморов – к войне». («Сашка-Багратион»),
Писатель родился в деревне Старково Владимирской области, и понятно, что эта наша не пышная, не экспрессионистская, но всегда так пронзительно гармоничная, среднерусская природа стала воспитателем его зрения. Народные приметы – это приметы писателя из народа, меты деревенского детства на всю остальную жизнь. И потому опыт политических подспудных механизмов демократических выборов явно уже из периода жизненной зрелости автора:
«Предвыборную программу построили на семейных ценностях и критике действующей власти. Весь город завесили плакатами, где Силаев был с женой и детьми. На открытии заводского детского комбината, в городском ДК, на чествовании передовиков производства, в загородном оздоровительном центре…
Светлана была «засланным казачком» в мэрии. Сливала компромат. … Силаевские штабисты тиснули большим тиражом разоблачительный спецвыпуск. Разразился скандал». («Киллер для мэра»).
Зрелость – это сублимат огромного и разностороннего опыта ответственности. Биография Анатолия Шарова богата на такую ответственность. Но, думается, именно деревенское, природно-русское начало хранило и хранит в писателе ясное, чётко ориентированное относительно вечно ценного, сердечное зрение, виденье не только внешнего, но в сутевого, глубинного, главного:
«Руководить – не руками водить. А тут у Балеруна получалось не очень. Правда, в районе его ценили. Все справки, отчёты, составлял грамотно и вовремя. А вот селяне ругали главу за разбитые дороги, многократно обещанный, но так и не проведённый газ, за дырявый водопровод, месяцами не работающие колонки, заросшие пруды. Всё решалось со скрипом, а то и вовсе тонуло в пустых обещаниях и отписках. На второй срок его бы точно прокатили. … Титов так и сделал. За неделю до дня голосования привёз пару самосвалов строительного мусора, засыпал дорожные ухабы. На собраниях говорил, что вопрос с газом практически решён, готовьтесь ломать печи…». («Валерун»).
Без жизненного опыта в прозе невозможны – нет, не сюжеты – их можно заимствовать из застольных пересказов и даже газет, без зрелости у прозаика не получаются герои. Персонажи. Те участники нравственного конфликта, из которого рождается произведение, те носители добра и зла, которых не только понимаешь, и не просто узнаёшь как знакомых, а которым сопереживаешь, сочувствуешь, даже если они далеки от идеала. Здесь Шаров тоже мастер. Персонажи его рассказов столь живы, материально телесны и явно имеют реальных прототипов, что видно, как сам автор ловит удовольствие выписывая типажи. Силаев, Светлана, Валерун, Угрюм-река и Багратион, вековуха – семидесятилетняя дева Лена, Хлыст, Вадим, Валька-путанка – они легко узнаются, сразу заполняют собой воображение, хотя выписаны в два-три штриха, но каких точных штриха:
«Костюков был скуп на слова, основательный