свой первый день. Шаг за шагом я утопал в восторге ширины и глубины открытого пространства дома. Служанки возились со столовым серебром, накрывая стол к ужину. Они гонялись друг за другом, всполошившись в ожидании доктора, который должен был сообщить причину недуга Анны, дочери фармацевта. Все волнительно ожидали гостя. Доктор задерживался, тем самым заставляя всех испытывать тревожное состояние. Меньшов даже ритмично настукивал ногой об пол от напряжения. Я был абсолютно спокоен, не зная толком в чём дело. Домоправительница, пожилая, строгая женщина, тщательно следила за всем, то и дело шпыняла меня лодыря просьбами. Я путался и терялся, в основном по факту отсутствия знаний, расположения предметов и распорядка дня. К тому же мне было очень любопытно узнать из-за чего весь сыр-Бор, что такое важное должно произойти. Я старался не покидать надолго гостиную и всё время возвращался обратно. Вскоре раздались голоса. Доктор оглашал диагноз Анны. По выражению его лица было видно- новости неутешительные. Глава семейства сидел оперев голову на руку в решимости предпринять следующее действия. Доктор сказал, что органы слуха и зрения Анны в порядке, но мозг не способен формировать понятные аудиовизуальные образы на основе сигналов поступающие из внешнего мира. Возможно поводом послужила болезнь. В детстве Анна переболела Энцефалитом и некий барьер в голове разрушился между реальностью и иллюзиями. Она не могла воспроизводить действующую картину происходящего, поэтому фокусировалась на внутреннем мире и на явлениях поступающие из вне, благодаря им Анна и выстраивала свой путь. Проводником служили отголоски доносившиеся по ту сторону жизни. На ее бедный мозг обрушивался слишком большой поток информации, который не способен обработать столько данных и запоминать, поэтому бедная Анна не могла нормально воспринимать картинку мира, от того все в доме носили разноцветные ленточки на карманах, каждый цвет означал определённого человека. Мне вручили зелёную ленту. У жениха Анны была красная, самая почётна и яркая, что должна была послужить сплочением их чувств. Её отец нашёл ей хорошую партию, чтобы она не оставалась одна, не чувствуя себя одинокой, когда он сам покидал её. Служанки носили оранжевую и жёлтую ленты, несмотря на радужность красок в доме присутствовала атмосфера мрачности, глухой, безмолвной поры. Кульминацией вечера стала сама Анна появившаяся после ухода доктора. Её проникновенный голос зазвучал, тонко и пронзительно, словно она была на грани отчаянья. Я стоял за дверью, из которой вносили и заносили тарелки, мелькающие перед моим носом туда -сюда, подобно сменным иллюстрациям диафильма. Она такая хрупкая, изящная, движения осторожные и плавные, будто боялась уколоться шипом цветка. Ее пальцы грациозно порхали, вырисовывая странные узоры в воздухе. Я впервые ощутил блаженство естества обращённое к началу зарождения в эпоху Адама. Словно любовь только возникала из ребра, из первоначальной массы, направленное к первой и единственной женщине- Еве. Я больше не знал покоя. Мои глаза искали только её силуэт, кочующий подобно призраку по этажам огромного пустого дома. Ранние дни любви были божьими. Я поверил в каждую клетку создавшею меня заново, уж не знаю, что за сила вдруг овладела мной. Анна была слишком хороша и ее было легко любить. Она нравилась всем. Я наблюдал за ней долгое время. При встречи она приветливо улыбалась и просила чашечку чая. Мне порой казалась, что она пьет так много чая, одну за одной разом, в надежде опьянеть, нежели согреться. Возможно чай, которые подавали служанки был наполнен жалостью и она не притрагивалась к нему за обедами и ужинами. Я как -то спросил её от чего так? Анна опустила глаза и проронила, что все дело во вдохе "Вы подаёте мне с восхищением, вдыхаете глубоко мучающей вас истомой при виде меня, а другие выдыхают с сочувствием.» Я тогда был просто осчастливлен её недугом. От того, что она так тонко чувствовала простые вещи, которые я не замечал. Да что там я! Все мы проходили мимо действительности. Вот скажите вы задумывались о степени вдоха и выдоха? Анна могла многое рассказать, осязая свою природу, ту которая протекала вокруг нас отдельными ручейками. Со временем я и сам стал замечать невидимую красоту бытия. По утрам Анна входила в ванную комнату в махровом халате, окутанная им словно куколка бабочки, после она выходила перевоплощаясь в прекрасную мерцающую диву. В это время я как раз подавал ей утренний чай. Однажды я уронил поднос и разбил чашку, мне казалось вместе с чашкой я разбил и этот прекрасный образ, что хранил. Сейчас я не знаю как продолжить письмо, как осмелиться испоганить его, как испоганил жизнь Анны. Не просто так я объявился в их доме, а самом ни на есть стремлением нажиться, но отказываться было поздно. Насколько гадко бы ни было, я не хотел покидать свою Анну. Лучше уж я, чем кто то другой. Первый раз я подменил свою ленту на ленту ее жениха в его отсутствие. Он тогда уехал на три дня по важным делам вместе с ее отцом и в доме оставались только слуги. Домоуправляющей наказали строго следить за всем, и в случаи приступа паники Анны, не медлить и вызывать доктора. У нее случались сбои, дезориентирующие ее состояния. Она не понимала где находить и мрак обуревавший ее сознания погружался в глубины тьмы. Жених не любил ее и преследовал туже цель что и наша сговорившаяся шайка. Я вошёл в комнату взволнованным, старался дышать ровно не выдавая своих чувств и не забывая своего обмана. Всё шло гладко. Я приходил каждый вечер навещая не скучной беседой.
