ким мискам, душевные, сглатывая молча, ожидали свой завтрак.
Вчера местные санитары упарывались спиртом, мешая его с глюкозой. А тем временем в особом отделении «Б» ты разрывался между реальностью с мягкими стенами и воспоминаниями о шуме моря с прибрежным раскаленным песком. Все было иначе относительно вчерашнего дня – хотя кто его знает, какой сегодня день года среди этих желто-белых стен и пропитанных бывшими «постояльцами» матрасов.
О тебе забыли, не дав даже сухого хлеба… опять.
Мысли о побеге перемешиваются с бренностью обстоятельств, возможно, у кого-то свыше есть план, который приведет к чему-то лучшему, хотя кто его знает. Он всегда славился своим скверным чувством юмора.
Сон прервал журчащий живот, затекшие ноги и боль до скрежета в зубах. В смирительной рубашке и цепях быстро отвыкаешь от обыденного комфорта. День, если его можно так назвать, сопровождается стандартным занятием – залипнуть в стену и стараться не грузить себя сахарной пудрой мечтаний. Это нагоняет тоску и невольно пробивает на слезы. Они просто текут по щекам, напоминая, что ты ещё человек. Эмоции теперь – роскошь. Этот день ничем не отличался бы от других, если бы покой не нарушила медсестра с подносом еды. Судя по всему, стажерка, чувствуется чужое отвращение, ее голубые глаза наполнены страхом, немая пауза могла, тянутся еще долго. У тебя не было желания с ней говорить. Мари, если верить бейджу, поставила поднос на пол, зачерпнула ложкой клейкие комочки, того, что здесь зовётся кашей и поднесла ее к обсохшим губам. Жрать, чтобы выжить, но зачем жить, если в лучшем случае придется находиться в обществе, которое живет, чтобы жрать.
А зачем продлевать свою жизнь, уподобляясь скоту? Она долго пыталась заставить тебя есть, перекрывая кислород в ожидании открытого рта, но зубы, как войско со щитами, не пропускали захватчика за врата города.
Сестричка, психанув, схватила поднос, а затем, хлопнув дверью удалилась из палаты. Вдоль коридора зацокал быстрый шаг, отдаленно напоминающий копытца. Живот продолжил уже привычное ворчание, пятна на стенах начали преображаться в форму бабочек.
Порхают над полем красного мака, теплый ветер ласкает листву.
Приятная безмятежная суета под лучами лампочки Ильича.
Жизнь, страдая, кружит вальс с улыбкой дымного прогресса,
Блуждает муза по пятам останков человека,
Тоска свобод замок повесит, кто откроет, тот поймет.
Осколки нового регресса.
Слегка доносится ритмичный писк приборов, послушно повторяющий такт твоего сердца, а тело по рукам и ногам перетянуто кожаными ремнями к кушетке, потому достать иглу из вены от опустевшей капельницы, возможности нет. Радует, что мы не в своей скромной одиночке, а в обширной чистой процедурной комнате, на это указывает почти выветрившийся запах хлорки, кварцевая лампа и приоткрытый шкаф с бинтами и прочей медицинской лабудой, жаль, что часть комнаты скрыта белой кожаной шторкой, возможно за ней есть окно…
Размышления прервал кашель какого-то лысого очкарика. Его изрядная картавость портила впечатление серьезного человека, а уж тем более статус врача. Зато он, пока говорил, убрал иглу, протер след смоченной спиртом ваткой и отставил капельницу.
– Ваше физическое состояние идет на поправку, если так пойдет и дальше, вас переведут обратно в палату, где вы продолжите лечение в уже привычной для вас обстановке…
Пищание приборов слегка ускорилось, док, поправив очки, дополнил и без того провальную речь.
– Вас что-то беспокоит?
– Ммм… да, ужасно чешется задница.
– Я думаю это лучше, чем смирительная рубашка, и если вы не будете сопротивляться, то с завтрашнего дня вас переведут на нормальное питание, а не из капельниц.
На этом очкарик вышел из процедурки, так и не дав ответ на крикнутый ему в след вопрос
– «Нормального» или человеческого?
Хотя… какая разница, больничная еда никому не нравится.
Писчание кардиограммы начало сливаться в некую музыку со скрытым смыслом и минималистичной красотой.
Всерьез веришь этому бреду? Представь себя на моем месте, есть какие-то мысли, м.…? Я тебя уверяю: у твоих тараканов еще больше бреда, чем у моих, от чего я так думаю? Ты до сих пор это читаешь, думая, что дальше… Я и сам бы хотел знать.
Но мы все чего-то ждем, ты – продолжения, а я – завтрака. Можешь сходить навести чайку – это скрасит ожидание…
Что бы я сделал, если бы не лежал здесь?
Знаешь такой сладковатый с привкусом мяты на языке… м…
Я пытался звать медсестру, отреагировали на меня только после криков, что хочу в туалет.
Пришла типичная мадама для больницы: лет так под 40, слегка заплывшая жиром с «уткой» в руках. Открыла люк у кушетки и подопнула под отверстие медицинский горшок.
Да, прикинь, у них