с все по-другому. Женщина чувствует себя непривычно. Что-то не так. Она беспокоится. Боится пошевелиться. Чего бояться? Стихия там, далеко, за окном. А здесь, внутри помещения, тихо и спокойно.
«Где я? Что со мной?» – думает женщина. И отчего-то в памяти выплывают строки: «Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни, как ветер черный, поешь: ты мой! Я древний хаос, я друг твой давний, твой друг единый, – открой, открой!»11 На самом деле, это стихи не о ветре, а о Любви или… Нелюбви. Но женщина вспомнила эти строки потому, что ветер… и потому, что ставни.
Наконец решилась открыть глаза. Полумрак. Постепенно привыкнув к темноте, она начала различать очертания предметов, мебели. Пространство представилось ей в полосочку: то ли лунный свет, то ли фонари во дворе отражались сквозь решетки ставен и складывались в узор из чуть изогнутых параллельных линий.
Женщина вновь спросила себя: «Где я? Что это за место? Почему я здесь?» и от напряжения (в голове никак не складывался ответ) застонала и шумно вздохнула. И тут же в комнате началось движение, тени от решетчатых ставен ожили, преломились в полутемном пространстве в причудливую фигуру и приблизились к ней. Потом зажегся неяркий свет – лампа на прикроватной тумбочке, – и сквозь приоткрытые веки она увидела склонившееся над ней лицо пожилой женщины. Лицо очень хорошее, доброе, морщинистое.
– Милая моя… Очнулась? Ma petite fille22, – заговорила та, – ну и хорошо. Сейчас позову Андрея Сергеича, – сказала она и грациозно, что никак не вязалось с ее возрастом, пошла в другой конец комнаты; отворив дверь, негромко позвала: – Андре… Идите скорее сюда. Алиса пришла в себя.
«Алиса? Кто такая Алиса? Разве я здесь не одна?» – думала женщина и следила взглядом за старушкой. Той было лет семьдесят пять, старухой назвать ее язык не поднимался. Скорее, бабушка, бабулька. Она снова подошла к женщине, дотронулась до ее щеки нежной своей рукой и тихонько сказала: «Tout vas bien, ma chérie31. Все будет хорошо, милая… Теперь все будет хорошо».
Шаги на лестнице. Все ближе. Кто-то спешит. И вот в проеме двери появляется мужчина. Подходит к кровати, где лежит женщина, на мгновение останавливается, а потом опускается на колени, берет ее руку и начинает покрывать поцелуями. «Я знал, знал, что все будет хорошо… Alice, mon cœur42, радость моя, как же ты нас напугала», – он шепчет нежные слова, мешая русские и французские фразы (от чего женщина приходит в еще большее смятение), продолжает целовать ее руки и прячет глаза, мокрые от слез.
– Вы кто? И кто такая Алиса? – спрашивает она. Но, вероятно, ни мужчина, ни старушка не расслышали ее слов.
– Молчи. Молчи. Тебе трудно говорить. Я знаю. Доктор сказал, что речь восстановится постепенно.
– Нет, мне не трудно, – медленно, но уверенно проговорила женщина, – скажите мне, где я нахожусь?
– Дома. Ты дома, – ответил мужчина, – ни о чем не беспокойся.
– Дома? Но это совсем не мой дом, – возразила, – что со мной? Кто такая Алиса? – повторила она нервно.
Мужчина замер. Оторвался от ее рук, переглянулся с пожилой женщиной, удивленно вскинул брови:
– У тебя шок, ma chérie. Не нужно волноваться. Все плохое осталось позади.
Она приподнялась на локтях. Мужчина заботливо поддержал ее голову и помог положить под спину дополнительную подушку. Умиротворенность, которую она ощущала несколько минут назад, слушая струящиеся в темноте звуки за окном, улетучилась. Вновь заболела голова. В висках застучало. Вокруг головы образовался обруч из боли. И она услышала себя, как будто со стороны:
– Меня зовут Рита. Рита, понимаете? Я не Алиса!
Потом поняла, что она не произнесла эту фразу вслух, а только подумала. И заставила себя четко и убедительно выговорить:
– Я Рита! Меня зо-вут Рита. А не Алиса! Пре-кра-тите меня называть чужим именем!
В комнате стало тихо. Только дождь стучал в окно, и ревел ветер (редкая непогода для августа). Потом ударил гром, все вздрогнули, а старушка вдруг заплакала. Этот гром и тихий плач вобрали в себя тишину. Пожилая женщина никак не могла успокоиться, все всхлипывала, утирала платочком глаза и как-то трогательно посетовала:
– Да что же это… Да как же это… Она, бедная, не в себе. Андрей Сергеич, что же делать-то?
– Аля, пожалуйста, не пугай нас, – он нежно посмотрел в глаза женщине, – видимо, ты увидела нехороший сон.
Женщина была слаба, да. Но с головой-то у нее все в порядке! Она взглянула на мужчину и, не отрывая взгляд, раскачиваясь из стороны в сторону, вновь очень четко произнесла:
– Не надо меня уговаривать. Я не сумасшедшая. Вам не удастся убедить меня в этом.
– В чем убедить? Давай сначала успокоимся. Мы ни в чем тебя не убеждаем. Зачем? Мы просто рады, что ты пришла в себя, очнулась…
– Вы называете меня Алисой… Почему?
– Потому что так тебя зовут.
– Меня? Так зовут? Это вы не в себе. Вы – ненормальные. Чего вы от меня хотите? И зачем вы заперли