ступеньки бледно голубой веранды.
Девушка в черной майке и обтягивающих черных джинсах легко соскочила с железного коня, сняла с головы блестящий черный шлем и повесила его на рукоять мотоцикла. Пригладила собранные в конский хвост, немного растрепавшиеся глянцевые волосы и, одним шагом перемахнув через две ступеньки невысокого крыльца, вбежала в дом.
– Как ты посмел забрать мои документы из колледжа?! – воскликнула она. Светло-карие, чуть раскосые глаза сверкали гневом, но не произвели никакого впечатления на высокого подтянутого парня. Смахнув с глаз смоляную челку, он продолжал застегивать чемодан. От быстрого бега и возмущения девушка тяжело дышала, и «кошачий глаз», лежащий во впадинке у горла, играл под яркими лучами солнечного света так, что казалось, будто осматривает разоренную, заполненную частично упакованными коробками и обрывками бумаги комнату. – Я тебе уже сказала, что не собираюсь уезжать отсюда! – она чувствовала, как под влиянием гнева начинает просыпаться звериная сущность, и, покалывая пальцы, под ногтями прорезаются острые когти. Пытаясь сдержать себя, она сжала кулаки. – Я отучилась целый год. В кои-то веки у меня появились друзья, а ты хочешь, чтобы я начала все сначала?!
Оторвавшись от застегивания чемодана, молодой человек распрямился и обратил на сестру черные, как ночь, глаза.
– Учись сдерживать эмоции, – глянув на руки девушки, сказал он, а затем продолжил все тем же ровным, спокойным тоном. – Все решено, я продал этот дом и купил новый, – молодой человек снова поправил упавшую на глаза челку, и камень на его запястье, точно такой же, как у сестры, подмигнул, попав в желтоватый луч света. – Я добился перевода. Это было нелегко, но я это сделал. Неужели ты не хочешь вернуться на родину? Туда, откуда нас когда-то выгнали? Неужели не хочешь отомстить за наших родителей, Майра?! Ведь мы же оба этого хотели. Я знаю, что ты ничего не помнишь, в то время ты еще лежала в пеленках, но Сахель столько об этом рассказывал. Ты хочешь оставить этих людей безнаказанными?
– Этого хотел ты, не я! Ты никогда не спрашивал, чего хочу или не хочу я! А я не хочу, чтобы снова развязалась война! Родители погибли и их уже не вернуть! Ты хочешь, чтобы погибла я? Ты? Сахель? Хочешь новых смертей?! Я – нет! Я хочу жить нормально! Учиться, работать, иметь мужа, детей. Я хочу быть нормальным человеком, Ранбир! – продолжая кричать, Самайра расстегнула чемодан, царапнув по нему так и не спрятавшимися когтями, и стала выкидывать вещи, которые, разлетаясь в разные стороны, падали на укрытую белыми чехлами мебель.
– Ты еще несовершеннолетняя. Я твой опекун, и ты поедешь туда, куда я скажу, – холодно отрезал Ранбир, забирая у сестры чемодан и заталкивая в него выкинутую одежду. – Ты не нормальный человек и не сможешь жить так же, как живут обычные люди.
От обиды у Майры выступили слезы, но, одновременно, это помогло справиться с овладевшей ею яростью.
– Но у меня же получалось здесь, – всхлипнув, возразила она. – Я – нормальная.
– Точно, – усмехнувшись, подтвердил Ранбир, – если не считать некоторых нюансов, – он кивнул на ее ладони с проступившими красными отметинами.
– Даже, если увезешь меня силой, я не буду участвовать в твоей войне! – топнув ногой в черной балетке, воскликнула Майра.
– Дети не ругайтесь, – попросил молодых людей появившийся из кухни, где упаковывал столовую утварь, и встревоженный их криками, старик-слуга.
– Ты не сможешь в ней не участвовать, тебя заставят, – жестко сказал Ранбир. – Сахель-джи, напомните ей, как все было. Как вы вынесли нас из горящего дома, а родители остались там. Кажется, Самайра-джи слишком увлеклась дружбой с людьми и забыла, кто мы есть. Забыла, благодаря кому у нас не было дома, в котором мы родились, не было родителей! Но сейчас все изменилось. Я выкупил его, восстановил, и мы возвращается домой!
– Сынок, ты выкупил старый фамильный особняк? Зачем? – старик горестно опустился на один из затянутых холщовыми чехлами диванов. – Там похоронено столько воспоминаний, не стоит их тревожить, недоброе дело ты затеял, Майра права. Оставь прошлое в прошлом.
– Ни за что! – стараясь сохранять хладнокровие, прорычал хозяин дома, а в черных глазах неукротимым огнем горела жажда мести. – Я выкупил особняк, отремонтировал его, добился перевода в тот город, дал нам возможность вернуться домой. И мы займем подобающее нашей семье положение!
– Что же, – обреченно вздохнул Сахель, поднимаясь с дивана и возвращаясь на кухню. – Ты главный в семье, мы последуем за тобой, куда бы ты ни пошел, но ты неправ.
Подъехавшие вместе с машиной хмурые грузчики помогли поднять вещи в фургон.
– Ранбир-джи, очень жаль, что вы нас покидаете, – между вырывающимся кряхтением, успевали говорить они. – За то время, что возглавляете полицию, в городе стало намного спокойнее, да и сестрице нашли бы хорошую партию, – мужчины неодобрительно качали головами, сожалея, что их небольшую общину покидают завидные жених и невеста. К тому же, с появлением Ранбира, преступность в городе действительно поубавилась. Казалось, он чувствовал, что где-то готовится преступление и заранее пресекал злые намерения, не давая