Phacochoerus'a Фунтика: «Если поэтические произведения, цитируемые в этой статье, идут без указания авторства, то не исключено, что они принадлежат самому автору статьи или доверены ему другими творцами на условиях жесткого сохранения анонимности».
Да, в наше время поэзия предпочитает расквартировываться в основном в различных песнях и, судя по всему, чувствует себя там так уютно, что расхаживает в тапках и убитых трениках, не стремясь выглядеть хоть сколько-нибудь приличнее и осмысленнее. Ее право. После того, что она сделала для человечества, можно и отдохнуть. Когда-то, до распространения массовой письменности, именно ритмическая, структурированная, часто рифмованная речь была самым надежным способом консервации информации. Когда тебе нужно передать соседям, а также потомкам важные сведения о том, как ты победил всех врагов и что если кто еще посмеет пасти свой скот на твоем выгоне, то может заранее копать себе на этом выгоне могилу, но ни эсэмэсок, ни даже пергаментов еще толком не придумано, приходится садиться и, ударяя в бубен, ритмично шифровать: Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына… Так, чтобы любой, услышав раз, мог запомнить. Конечно, с появлением письменных носителей у прозы тоже появились какие-то шансы на бессмертие, но довольно долго именно поэтические тексты служили и молитвами, и наставлениями, и сборниками законов. А обучение жрецов, царей, писцов и судей заключалось в основном в зазубривании стихов на все случаи жизни. Мы, конечно, тоже до сих пор используем этот метод обучения. Заставляем детей учить «В лесу родилась елочка» и все такое. Но представь, насколько бы было круче, если бы дети декламировали нам с табуреток что-нибудь вроде: …в лесу она росла, и вся она конокрадами, и клятвопреступниками, и осквернителями святынь увешана была. Жанр как капкан и костяк Как известно, если вещь хорошо работает, не надо ее трогать. Это золотое правило знали и наши предки, поэтому и возникло такое явление, как каноны и жанры. Если какой-нибудь Павсикакиус сто лет назад написал про цветущую ромашку, сравнив ее с солнышком 14 раз подряд, то все последователи Павсикакиуса теперь отныне тоже так будут. Ну, может, какой-нибудь отважный новатор решится написать не про ромашку, а про маргаритку, и это безумство еще долго будут с жаром обсуждать в высоких поэтических кругах. Жанры возникали, умирали и множились, превращая поэзию в ремесло для посвященных. Каждой мысли полагалась своя форма, каждому содержанию – свой сосуд, слепленный по самым строгим канонам и правилам. Если ты, например, хочешь написать свадебную торжественную песню, то это будет эпиталама. Если стишок про двух влюбленных на лужке среди овечек – это эклога. Если тебе позарез необходима песня, под которую можно танцевать с кастаньетами – сегидилья. Как писал Сервантес, «ликовать полагается исключительно в гимнах, а скорбеть – в элегиях». Казалось бы, такая стреноженность должна была помешать пегасам прошлого воспарять в небеса, но на самом деле свобода в творчестве – вовсе не обязательное условие. На оборот, жесткие рамки, учитывавшие все, от количества слогов и порядка рифм до стихотворного размера, нередко заставляют мозг изощряться, выбирая наиболее емкие и многозначные формулировки. При этом канон одновре менно служит своего рода основой, несущей колонной, не позволяющей произведению стать совсем уж бесформенной медузой, даже если автор не очень-то и понимает, зачем он все это пишет и что именно желает сказать миру. Так что до XIX века жанровая поэзия царила повсеместно, но потом пришла эра свободы, оковы рухнули, и уже в XX веке поэт, желающий написать, например, сонет или оду, смотрелся немножечко рехнувшимся старьевщиком. Зато появились белые стихи, стихи в прозе, верлибры и прочая и прочая, экспериментируй – не хочу. Насколько это пошло на пользу поэзии, покажет время, но в целом угасание интереса людей к поэтическому жанру вообще стало любопытной особенностью последнего века. По эзию сейчас почти не читают и почти не печатают, ни о каком коммерческом потенциале стихов и речи не идет. Только если какое-нибудь министерство подкинет грант, на свет тиражом пятьсот экземпляров выползает очередной печальный альманах на газетной бумаге. Ну и авторы порой сами печатают свои вирши, зарабатывая на типографию разгрузкой вагонов и выгулом собак. Как ни странно, сейчас выживает только жанровая поэзия: ■ те самые ремесленные поделки для эстрады от поэтов-песенников; ■ стихи в жанре политической и социальной сатиры (вспомним Орлушу и Д. Быкова с его «Гражданином-поэтом»); ■ новые жанры. В России это по преимуществу короткие комические стихи с очень строгими рамками ритма, размера и часто – содержания. Наследники эпиграмм, частушек и лимериков Вообще, конечно, мы являемся свидетелями грандиозных историко-культурных событий: рождение жанров в таких количествах в такое сжатое время – это уникальное явление. Да, конечно, за него нужно благодарить Интернет (а за что его сейчас благодарить не надо?). С тем же успехом можно благодарить кислород за любое событие, у нас тут происходящее, без него бы тоже ничего не было. Самым любопытным в новых жанрах можно счесть то, что это поистине народное, часто анонимное творчество. И хотя, порывшись в архивах форумов, почти всегда можно обнаружить автора изначального образца, обычно лишь последователи производят на свет наилучшие и ярчайшие примеры новорожденного жанра. И это та поэзия, которую сейчас на самом деле читают, учат наизусть, рассылают друзьям и