– буркнул Алекс.
Жена вздохнула и отвернулась.
Ладно бы хоть детей рожала нормальных, так ведь нет, принесла мальчишку, но такого тихого и робкого, что лучше бы он родился девчонкой… Что будет, когда Макс вырастет и отправится на первую для себя праздничную Охоту?
Стыд и позор для родителей, воспитавших труса? Похоже на то…
Алекс выругался, но негромко, чтобы не услышал начавший уже возиться на полатях сын, и вылез из-под одеяла. Пока одевался, вспомнил, как оно все было пять лет назад – сбор, молебен, и затем сама Охота, возможность показать односельчанам, что ты настоящий мужчина и что благодать святой Милы по-прежнему с тобой, а значит, и с ними, со всеми оставшимися в этом мире людьми.
Он и сегодня это покажет, обязательно.
Выбравшись из избы, Алекс столкнулся с соседом, кривым и чернобородым Робом – тот с самого утра был под хмельком, а это значит, что ближе к вечеру поколотит жену, с воплями и визгом на всю деревню, со сломанной о макушку благоверного скалкой и разбитой вдребезги посудой.
Соседу на Охоту не идти, так он свою устроит, почище настоящей.
– Ты сегодня, да? – прошамкал Роб, лишившийся к своим сорока пяти большей части зубов.
– Да, – ответил Алекс, думая, что этого типа он пристрелил бы с таким же удовольствием, как и какого-нибудь зоба, такого же вонючего и тупого, разве что бессловесного, способного издавать лишь бессвязные восклицания.
Хотя чем речь соседа лучше?
Роб ухмыльнулся и заковылял прочь, хоть и зигзагами, но направляясь в сторону церкви, туда, где вскоре соберутся все жители деревни, ну кроме разве что тех, кто по старости или болезни ходить не может, вроде Глухого Стаса, вот уже лет пять лежавшего пластом, но при этом прожорливого и капризного.
Алекс сам слышал, что сыновья старика поговаривали о том, что неплохо бы просто перестать его кормить. Отправится прямиком в рай, хотя, учитывая его склочность… туда, куда определят его Господь и Святая Дева.
Отец Иржи тогда их едва отговорил, сказал, что грех и что испытания посланы свыше.
Обычное бла-бла-бла, в которое можно было бы поверить, если бы сам священник хоть в какой-то мере мог служить образцом благочестия, смирения и прочих добродетелей. Все знают, что он при живой жене шляется к вдове Ляшке, а из всей Библии растолковать может только то, чего никто не понимает – про всяких древних еврейских царей, про пророков и прочую мутятину.
Спроси его про ту же святую Милу, что он ответит?
Зашевелит важно белесыми бровями да примется нести всякую чушь про небесное предопределение.
– Эх! – И Алекс от раздражения аж сплюнул.
Ладно, ругай не ругай отца Иржи, но он священник, а другого нет, молодого Петера, что ходит в послушниках, еще учить и учить.
– Ты где? Время уже, – сказала выглянувшая из избы жена, и тут же ударил колокол на церкви.
Один раз – знак общего сбора.
Алекс выругался и метнулся обратно в дом – мешок собран с вечера, но в повседневной одежде и обуви не пойдешь на Охоту. Можно, конечно, никто и ничто не запретит, но будет неудобно, а малейшая задержка или промашка, и все, ты сам станешь дичью, а потом мясом для зобов.
Если уж на обычного медведя снаряжаешься всерьез, то что говорить о походе в Каменный Лес?
– Все, готов, – сказал он, во второй раз выходя из избы.
Высокие сапоги и куртка из прочной кожи, заплечный мешок с едой и водой, лямки подогнаны, на поясе аж два ножа, но зато верный лук и стрелы остались дома, сегодня их заменит священное оружие.
– Ты такой смелый, папа, – сказал сын, глядя в землю.
– И ты, Макс, должен быть таким, – Алекс, подавляя раздражение, потрепал мальчишку по макушке. – Рано или поздно тебе тоже предстоит встретиться с зобами, хватит их и на твой век, и на твоих детей с внуками.
– Пойдем, неудобно опаздывать, – вмешалась в разговор жена.
Алекс хотел было сказать, что сегодня его день и что в праздник Святой Милы односельчане подождут одного из трех Охотников, но смолчал – баба глупа, и объяснять ей что-то бесполезно, только зря слова потратишь.
– Да, идем, – сказал он, и они зашагали туда, где над домами торчала колокольня.
С этой стороны от храма четыре десятка изб, и с другой, ближе к реке, столько же, вот и вся деревня, на востоке прямо за околицей лес, с запада поля, большей частью уже убранные, и луга, где выпасают скот.
На площади перед церковью колыхалась толпа, а двери пока были закрыты.
– Ты где-ка? Давай-ка! – крикнул стоявший на крыльце Сиволапый, увидев Алекса, и замахал руками.
У этого могучего, но не особо ловкого парня было имя, но все знали его по прозвищу.
В этом году он попал в число Охотников, как и Томаш, приземистый и усатый, недавно разменявший сорок лет.
– Иду-иду, – произнес Алекс, после чего повернулся к жене и поцеловал ее.
Всхлипнувшему сыну подмигнул