венного кручининского «я», не приехал ни вчера вечером, чтобы посумерничать в последний день перед расставанием, ни сегодня утром! «Уехал за город» – этот ответ работницы не удовлетворил Кручинина. Разумеется, дача в июне – это законно, но Грачик мог бы посидеть и в городе, зная, что предстоит отъезд старого друга и немного больше, чем просто учителя.
Кручинин прохаживался вдоль поезда, стараясь не глядеть на вокзальные часы. Но часы словно сами становились на его пути: то и дело их стрелки оказывались перед глазами. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут, когда Кручинин решил войти в вагон.
Именно тут-то запыхавшийся Грачик и схватил его за рукав:
– Нил Платонович, дорогой, пробовал звонить вам с аэродрома – уже не застал. Боялся, не поспею и сюда.
– С аэродрома? – переспросил Кручинин.
– Вчера, едва я вам позвонил, – вызывают. – Грачик отер вспотевший лоб и отвел Кручинина в сторону. – На аэродроме происшествие: самолет из Риги, посадка, одну пассажирку не могут разбудить. Тяжелое отравление. Летела из Риги. Никаких документов, и ее никто не встречает.
– Смерть? – заинтересовался Кручинин.
– Слабые признаки жизни…
– Позволь, позволь, – перебил Кручинин. – В бортовой ведомости имеются же имена всех пассажиров.
– Разумеется, запись: Зита Дробнис. Пока врачи делают промывание желудка, успеваю навести справку в Риге: Зита Дробнис не прописана. Заказываю справку по районам Латвии. Но тут под подкладкой жакетика обнаруживаю провалившийся в дырявый карман обрывок телеграммы из Сочи. «Крепко целуем встречаем Адлере». Подпись «Люка», И еще…
– Телеграмма Зите Дробнис? – спросил Кручинин.
– В том-то и дело, что адреса нет – верхняя часть бланка оторвана. Но это неважно. Прошу сочинцев дать справку по служебным отметкам: номер и прочее. Узнаю: обратный адрес найден на бланке отправления в Сочи. Уточняем: отправительница – дочь известного ленинградского писателя отдыхает в Сочи и действительно ждет гостью из Риги. Но ожидаемую гостью зовут вовсе не Зита Дробнис, а Ванда Твардовская. Повторяю запрос в Ригу. Твардовская там оказывается. Даже две: мать и дочь. Дочь по показанию соседей сутки как исчезла. Мать в тот же день уехала, не сказав куда. Предлагаю организовать розыск. Ясно, что имею дело с отравлением Ванды Твардовской – дочери. Фальсификация имени в бортовой записи наводит на подозрение. Заключение лаборатории НТО – яд, у нас мало известный: «Сульфат таллия».
– Да, да, – живо подхватил Кручинин: – сульфат таллия очень устойчив в организме. Эксгумация через четыре года позволяет установить его присутствие в тканях трупа. Яд без цвета, запаха, вкуса, не окрашивает пищу. Продолжительность действия определяется дозой: от суток до месяца. Сульфат таллия был довольно распространен за границей в качестве средства борьбы с грызунами. Поэтому там его легко было достать. У нас не применялся. Отсюда – первый вывод: яд может быть иностранного происхождения.
– Но в Риге он мог сохраниться со времен буржуазной республики, – возразил Грачик.
– Ты прав, – согласился Кручинин. – Возможно… Дальше?.. Остается девять минут до отхода поезда. Нужно решать: брать мои вещи из вагона?
– Зачем? – насторожился Грачик. – Вам необходимо ехать. Я справлюсь. Но позвольте сначала…
– Нахал ты, Грач! – добродушно воскликнул повеселевший уже Кручинин. – Откуда столько самоуверенности?.. Однако к делу! Симптомы отравления сульфатом таллия: боль в горле, покалывание в ступнях и в кистях рук; расстройство желудка, выпадение волос. Впрочем, это уже на затяжных стадиях. Совпадает?
– Что тут можно сказать: ведь отравленная – без сознания.
– Да, черт возьми! Ее не спросишь, – разочарованно сказал Кручинин. – Исход может оказаться и смертельным. – И вдруг спохватился: – Эта телеграмма из Сочи – единственное, что при ней было?
– Нет…
– Так что же ты молчишь?..
– Вы же сами не даете мне договорить… В самолете оказалась вторая отравленная – соседка Твардовской по кабине. Москвичка. Ее состояние много легче. Показала: Твардовская угостила ее, свою случайную спутницу (они познакомились уже в самолете), частью своего бутерброда и дала отпить чая, который был у нее в термосе. Бутерброд, по-видимому, съеден весь, а в термосе осталось несколько капель чая. В них нашелся яд.
– Ну что же, – проговорил Кручинин. – Яд в термосе, который был залит дома или в каком-нибудь буфете. Скорее всего, в ресторане рижского аэропорта. Держись за эту ниточку. Она куда-нибудь да приведет. – Он покрутил между пальцами кончик бородки. – Но странная идея для самоубийцы: прихватить на тот свет случайную попутчицу… Или Ванда – убийца соседки, а сама глотнула яд случайно, а?
– Исключено, – уверенно возразил Грачик. – Они не только не были знакомы, но никогда в жизни не встречались.
– Положим, это еще не доказательство!.. Однако действительно трудно допустить: дать жертве немножко яда, а самой выпить целый термос… Интересно: дело о самоубийстве девицы, желающей умереть в компании.