ысоким – бригадным, и поэтому командиры подразделений вольны сами решать, чем занять подчиненных. В соседней палатке у командиров взводов работал старенький переносной телевизор, подключенный к генератору. Вещал случайно пойманный латвийский канал – исполнитель был уверен, что поет по-английски, при этом не имел ни слуха, ни голоса, зато обладал чудовищным прибалтийским акцентом. Ругань механика на этом фоне звучала куда музыкальнее.
Отгремели сентябрьские учения, в которых помимо десантно-штурмового полка, приписанного к 76-й Псковской дивизии, принимали участие отдельный батальон связи, инженерно-саперный и ремонтно-восстановительный батальоны того же соединения. Общая оценка мероприятия – отлично с натяжкой. Мирные латыши из приграничных с Псковской областью районов теперь могли спать спокойно, не вздрагивать от автоматных очередей, не уповать на распятие и не стряхивать с антресолей пыльные «эвакуационные» чемоданы. Возможно, в том, что отлично подготовленная десантура гремела оружием в двух километрах от страны – члена НАТО, и имелся скрытый подтекст с неясным намеком. А возможно, и не было никакого подтекста, просто совпало так. Разведывательно-диверсионная рота под командованием капитана Веренеева показала все, на что способна, учинив полный погром в тылу условного противника, оседлавшего высоту 12–44 близ населенного пункта Черешники. Начальство операцией осталось довольно. Из недостатков – небольшие огрехи по ходу: пришлось внушать отделению сержанта Марецкого, что противник, в общем-то, условный и незачем на полном серьезе разбивать носы этим несчастным из так называемого армейского спецназа. А рядовому Безденежному следует бросать гранату так, чтобы кроме себя и товарищей убить кого-нибудь еще. Но это мелочи. Капитан Веренеев сам остался доволен ребятами, не зря их отбирал, натаскивал и гонял на занятиях до полной одури. Есть чем гордиться. Есть что оставить преемнику после того, как бесславно закончится его служба государству Российскому…
За окном темнело. Помаргивала переноска, прикрепленная к потолку палатки. Палаточный городок расположился в чистом поле в полутора километрах от Черешников. Рота Веренеева – крайняя, на западе, в пятидесяти метрах от глухого кустарника, за которым стартовала осиново-березовая чаща приграничной полосы. К капитану подкрадывалась депрессия – верный спутник дремучей тоски. Как славно было вчера – думать надо было только о деле, пьянил азарт, душа гуляла. Начальство орало на него, он орал на подчиненных, вел бойцов к победе. И вот все кончилось, разом оборвалось. Неприятности, от которых он безмерно устал, выстраивались по ранжиру. Выдохся бравый капитан, кавалер правительственных наград, командир самого боеспособного в полку подразделения…
Веренеев повернулся на скрипнувшей раскладушке. Отогнулся край плащ-палатки, раздалось многозначительное покашливание, и внутрь втиснулся тридцатилетний капитан Сергей Бережной – заместитель командира роты по воспитательной работе. Он скинул фуражку, расстегнул крючок на пятнистой куртке, плюхнулся на свою раскладушку и устремил на сослуживца исполненный критицизма взгляд.
– Что? – неохотно спросил Веренеев.
– Подменили тебя, вот что, – вздохнул замполит. – Хоть заново начинай эту учебную байду, чтобы вывести тебя из депрессии. Ты как, Олег?
– Болею, – буркнул капитан.
– Ну, не знаю… – скептически покачал головой Бережной. – Я так думаю, что настоящий десантник не бывает болен. Он бывает либо жив, либо нет.
– Тогда я умер. Серега, не начинай, ты же все прекрасно знаешь…
– Знаю, – согласился заместитель. – И что отец у тебя умер три недели назад, и любимая женщина ушла – вернее, улетела в ступе. И начальство в Пскове под тебя копает за серию критических замечаний, касающихся образа жизни одного штабного генерал-майора, фамилию которого мы предпочтем не называть. Кстати, если что, Олег, я на твоей стороне – я тоже считаю, что за хищения бюджетных средств и злоупотребления генеральским положением нужно не снимать, а вешать. В шахматы? – с любопытством склонил голову Бережной.
– Не хочу, – отозвался Веренеев.
– Какой капризный. Шашки, покер, поддавки? – настаивал товарищ. – К чему склоняется ваша душа, товарищ капитан?
– Ко сну она склоняется, – ворчливо отбивался Веренеев. – Прекращай, Серега, иди к черту…
– Выпьем? – выложил последний козырь замполит. И, уловив искру жизни в мутнеющих глазах боевого товарища, добавил: – Комполка со свитой свалили в Груздево – на разбор полетов и вечерние процедуры. Имеется достоверная информация, что до утра никто не нагрянет. У нас заслуженный отдых после успешно проведенной баталии. К полудню начнутся сборы и выдвижение к месту постоянного дислоцирования… – И он потянулся к «походному» кейсу, достав из него поллитрушку скромного дагестанского коньяка с не очень большим количеством звезд.
– Ну, если по капельке… – Олег со скрипом и кряхтеньем, словно разбитый параличом столетний дед, принял сидячее положение. Взлохматил пятерней русоволосый «ежик», почесался, обвел пространство мутным взором, передернул плечами, как будто устыдился своего затрапезного вида.
– И всю депрессию