от восторженного страха, боясь моргнуть, – вдруг проснусь, и ничего этого не будет. Алатырь – камень всех камней.
– На море, на океане, на острове Буяне, лежит бел-горюч камень Алатырь – всем камням отец. На том камне Алатыре сидит красная девица… – зашептал Кир таинственным голосом.
– Откуда ты знаешь этот заговор? – изумленно уставилась я на Поэта. Он лишь усмехнулся.
– Можно загадать желание и оставить тут монетку, – сказал он, присаживаясь со мной рядом на корточки перед камнем.
– Так откуда? – не унималась я.
– Варька, да это же детский стишок, ну что ты в самом деле? Желание давай загадывай.
Угу, стишок… Как бы не так! Я достала пять рублей, сжала их в ладони и загадала, чтобы Кирилл меня всегда любил. Ой, только, наверное, это очень смело, да? Я покраснела и положила монету в выемку.
– А что ты задумал? – спросила, когда Поэт избавился от горсти мелочи.
– У меня столько желаний, что мелочь придется занимать, – хихикнул он.
– А самое главное какое?
Он закатил глаза, тяжко вздыхая, сжал губы, потом закусил их и выдал, лукаво прищурившись:
– Мир во всем мире. – И заржал.
Я несильно пихнула его в плечо. Кир не удержался, рухнул на бок и закатился пуще прежнего. Дурак такой.
Нам разрешили погулять по окрестностям. По плану у нас еще было посещение историко-художественного музея в селе Владимирское и какие-то местные ночные развлечения. Честно говоря, мне бы хотелось побыть у Алатыря и поговорить с ним. У меня столько вопросов, но так мало ответов. Например, почему отец ушел, или сможет ли Кирилл помириться со своим папой, будет ли он со мной, как он вообще ко мне относится. Нет, понятно, что хорошо, защищает и нежничает, но я все равно боюсь, что не значу для него столько же, сколько значила прошлая девушка, которую он очень любил. Да, он посвящает мне свои стихи и даже в одном из последних рассказов наградил героиню моим именем, но вдруг это все ничего не значит?
После прогулки и сытного ужина, когда мы все согрелись, Владимир Владимирович предложил почитать стихи и рассказы, которые студенты специально готовили к поездке. Я уже привыкла к этой процедуре и спокойно реагировала на критику в адрес Поэта. А первое время, конечно, очень дергалась и злилась. Мне казалось, что он так гениален, что критиковать его нельзя. Потом я поняла, что занятия помогают лучше ориентироваться в собственных мыслях. Это очень важно – уметь понимать самого себя и делать так, чтобы тебя понимали окружающие. Я сначала слушала выступающих внимательно и даже что-то критиковала. Со мной спорили, не соглашались, доказывали обратное. Но, поддерживаемая одобрительным взглядом Поэта, я все равно не отступала. Потом я садилась к нему под бок на диванчик и чувствовала, как он слегка приобнимает меня, – значит, доволен и уверен во мне. От этого меня распирала такая гордость, а улыбка становилась такой широкой, что я невольно прикрывала ее рукой – вдруг они подумают, что я какая-нибудь дурочка, раз постоянно лыблюсь.