з всякого ветерка.
Мы условились с Пэро встретиться в Гринпарке в половине первого по полудню, чтобы окончательно договориться о завтрашнем отъезде на морское побережье. Недели на три, а то и на месяц.
Располагая запасом времени, я шел, не спеша, с левой стороны Темзы к месту нашей встречи.
Дойдя до середины Вестминстерского моста, я невольно залюбовался тихой блестящей от солнечных лучей гладью реки, почти перламутровой.
Чуть попыхивая короткой широкой трубой, одинокий буксир, приближаясь к мосту, тащил груженую толстыми деревянными брусьями баржу. И казалось, что даже эта железная машина понимает ненужность суеты и показной деловитости, когда вокруг столько ласкового тепла и света.
Лондон, уставший за многие холодные месяцы от сырых туманов, мелких моросящих дождей, ранних сумерек, переходящих в длинную ночь и оставляющих людям лишь скудный кусочек дневного света, получил, наконец, заслуженное летнее благополучие. Уже разъехались многие студенты, школьники туристическими группками отправлялись в путешествия по Англии, Шотландии, а некоторые – дальше в Европу.
Город пустел.
И это особенно хорошо ощущалось в его деловой части – на дверях некоторых контор уже висели уведомляющие таблички об их скором закрытии на отпускные каникулы. Стало меньше машин, и в поведении клерков чувствовалась несвойственная им медлительность.
Миновав знакомые улицы, я вышел к Гринпарку и направился к его центру с фонтаном.
Пэро уже ожидал меня и поприветствовал издали высоко поднятой шляпой, но как-то нерадостно, вяло. И улыбка на его лице, когда я приблизился, не производила бодрого впечатления.
– Что-нибудь случилось? – спросил я, ощущая неладное.
– О, ничего серьезного, mon ami. В мире столько происходит всяких ужасов, что наши мелкие неприятности нужно всегда воспринимать как благо.
– Значит, все-таки что-то не так. Скажите же толком, Пэро.
– Некоторые досадные пустяки: мой зубной врач пришел к выводу, что я не отделаюсь легкими процедурами. Помимо двух дырок наверху, которые он сегодня залечил, оказался совсем плохим шестой нижний зуб. Он чуть не рассыпался под бормашиной. – Пэро дернул щекой и не удержался от болезненной гримасы. – В общем, зуб надо удалять, ставить между двумя соседними мост, а это – долгие процедуры, примерки коронок… – он махнул рукой, уже не стараясь скрыть своего огорчения. – Так все это некстати в связи с нашими планами на отдых!
– Действительно чертовски неудачно, но сколько это все потребует времени?
– Доктор сказал, что дней шесть, если начать прямо завтра.
– Ну и не страшно, у меня есть еще кое-какие дела в Сити, отправимся на шесть дней позже.
– Нет-нет, Дастингс! Прошу вас, не проявляйте излишней солидарности! Это просто ни к чему. Поезжайте вперед, присмотрите нам подходящее местечко. Вам ведь, в действительности, совершенно нечего сейчас в Лондоне делать. Будете только постоянно спрашивать, как у меня идут дела, и выказывать сочувствие, в котором я совершенно не нуждаюсь!
Он вскинул голову, гордо поддернув строгий накрахмаленный воротничок, и посмотрел на меня взглядом бесстрашного, готового к битве воина. Получилось вполне натурально, но я то знал тому истинную цену: этот маленький человек храбро воевал два года во французской армии против не менее храбрых солдат Кайзера Вильгельма, потом, работая простым полицейским инспектором, не раз вступал в смертельную борьбу в ночных переулках и притонах Брюсселя и Антверпена, но в кабинет дантиста предпочитал входить без свидетелей, не уверенный в том, что сможет вполне успешно овладеть возникающими внутри паническими чувствами.
– Ну что ж, Пэро, извольте. Тогда я завтра же и отправлюсь утренним поездом. А через несколько дней, когда окончательно определюсь с местом нашего проживания, протелеграфирую вам.
– Вот и отлично, mon ami, вот и отлично! Знаете, меня беспокоит еще одна мелочь. Говорят, что после установки зубных протезов – всяких там коронок и мостов – у людей может измениться дикция. Появляются свистящие звуки и еще какие-то гадости, а?
– Мало ли что говорят. Не волнуйтесь, у вас же отличный доктор.
– Так-то оно так… Значит, вы выезжаете завтра в Саутпорт на Ирландское море?
– Ну-да, как мы и хотели.
– Я слышал, что там прекрасные рыбные места?
– Да, в особенности в это время года: много сельди, анчоусов.
– Очень хочется почувствовать запах моря, мой друг! – к моей радости, неожиданно взбодрился он. – В особенности запах водорослей, выброшенных на берег и высыхающих под жарким солнцем. Знаете, это запах моего детства. Моя бабушка жила на побережье, и мальчиком я выезжал к ней на лето. Вы никогда не обращали внимания, Дастингс, что очень далекие годы по их ощущению бывают гораздо ближе вчерашнего дня? И даже жутковато от этого делается.
Я не без грусти кивнул головой.
– И еще один запах того времени мне вспоминается.
– Какой?
– Поджаренной