а не будем возвращаться к этому вопросу.
А теперь скажи мне, дорогой читатель, что ты сейчас видишь? И я говорю совсем не о том, что окружает тебя. Я говорю о том, как ты воспринимаешь происходящие вокруг тебя события. Пожалуй, я отвечу за тебя. Ты видишь то, что тебе хочется видеть.
Не осознавая подлинного положения вещей, каждый человек на этом свете так или иначе хоть раз вводил себя в заблуждение. Ему казалось, будто реальность представляет собой именно то, что видят его глаза, слышат уши. Он верил своему сердцу и доверял разуму.
Но рано или поздно любым иллюзиям приходит конец. И как бы нам ни хотелось сохранить мир, созданный воображением, он постепенно рушится, оставляя нас наедине с реальной жизнью. Нельзя сказать наверняка, когда это произойдет. Может быть, завтра или через много лет, а возможно, этот миг уже настал.
Это история о том, что скрывается за пеленой нашего восприятия.
Часть 1
Там, где начинается история
Холодное лето тысяча девятьсот тридцать девятого года. Я помню его, словно оно было только вчера. Стоит закрыть глаза, и я почувствую то, что чувствовал тогда, увижу перед собой давно забытые образы прошлого. Такое ощущение, будто то лето – это не время, ушедшее давным-давно, а место, куда можно вернуться в любой момент, если по-настоящему захотеть. Мы еще не знали, что менее чем через три месяца в мире разразится война, которой суждено унести десятки миллионов жизней и оставить после себя бесконечные руины. Годы войны я провел вдалеке от родимых мест, то и дело вспоминая события накануне безжалостной эпохи.
Тогда я был всего лишь мальчишкой десяти лет от роду. Лето я проводил в загородном доме своей тети Ребекки. Это был большой двухэтажный дом с десятью, а может, и двенадцатью комнатами. Тут память меня немного подводит.
В то время мой дядя Джейкоб Купер уехал во Францию, чтобы помочь своему брату наладить дело по производству мебели. Так как он всю свою жизнь посвятил плотническому искусству, то разбирался в нем лучше всех людей на свете. По крайней мере, мне так казалось.
Помню, как частенько сидел у окна и любовался тяжелыми дождевыми каплями, падавшими с неба. С кухни доносился божественный аромат пирожков с мясом. Моя тетя обожала готовить, и в особенности ей удавались пирожки: с мясом, капустой, сыром, вареньем и даже с рыбой. Это был настоящий праздник на любой вкус!
Единственное, что огорчало, – это невозможность уговорить тетю Ребекку отпустить меня на улицу во время дождя, правда, теперь я ее прекрасно понимаю. Иногда, когда дождь шел по ночам, я тайком вылезал через окно своей комнаты и бежал сломя голову по огромному полю, раскинувшемуся перед домом. Мне нравилось ощущение капель дождя на лице и руках. Я бежал и бежал, пока не утыкался в лес, а затем, не сбавляя скорости, возвращался назад. Пусть сейчас это кажется глупым, но в те моменты я был по-настоящему счастлив.
И вот как-то раз во время очередного дождя я, сидя на своем привычном посту возле окна, увидел промокшую до нитки собаку. Она медленно шла в сторону нашего дома, тяжело волоча заднюю лапу.
«Тетя Ребекка! Тетя Ребекка!» – закричал я тогда во весь голос.
Тетя выбежала с кухни перепачканная с ног до головы мукой и с огромными от ужаса глазами: «Что случилось? Что ты так кричишь?»
Когда она увидела причину моих истошных воплей, то тотчас взяла зонт из подставки и исчезла за входной дверью. Сердце замерло. Я подлетел обратно к окну и приник лицом к холодному стеклу. Я увидел, как тетя Ребекка не спеша подошла к собаке. Та ее вначале испугалась и прижала уши, но затем, обнюхав протянутую тетину ладонь, поняла, что ей не причинят никакого вреда, и последовала за доброй женщиной в дом.
Скрипнула дверь, и вот уже тетя стояла на пороге, пропуская вперед несчастное животное. Пес улегся на пол и начал вылизывать больную лапу. Она оказалась сломана, причем перелом был открытый, и кровь никак не останавливалась. Тетя присела на корточки и погладила собаку по голове.
– Послушай, Саймон, – тетя Ребекка взглянула на меня своими большими карими глазами, блестевшими от слез. – Я никак не могу ей помочь. Боюсь, что сделаю только хуже. Возьми зонт и беги к мистеру Торесу. Он должен быть сейчас дома. Скажи, чтобы бросал все свои дела и срочно шел к нам.
Конечно же, я не послушал ее насчет зонта и выбежал на улицу в домашней одежде. Тетя что-то кричала мне вслед, но я не мог или даже не хотел ее слышать. Так быстро, наверное, я прежде никогда не бегал. Ноги вгрызались в размытую глиняную дорогу, и во все стороны летели брызги и комья грязи. Но меня это совершенно не волновало. Я не мог думать ни о чем другом, кроме раненой собаки. Казалось, что, если я сейчас хоть немного сбавлю темп, она умрет.
Старый дом ветеринара Альберто Тореса находился на окраине деревни. Он напоминал съежившуюся на солнце изюминку – настолько сильно его потрепало время. Сам Торес был высоким смуглым мужчиной с густыми волосами, вечно торчавшими в разные стороны. Почти всю свою жизнь он прожил в полном одиночестве в старом доме, занимаясь лечением животных. Соседи ценили и уважали его за доброту, но никто не мог с