о качаясь. Шероховатый, плотный свет лежал на плечах и макушке, обнажая ленивые точки пыли над головой.
– Ладно, – Вера прошла через комнату и села на подоконник.
За окном, тугие, в жирных бороздах, ветви ореха не двигались. Дырявые листья, охваченные тлёй, пожелтели и свернули края. За ними распухшее, обмазанное вязкой дымкой солнце, тащилось за горизонт.
Вера почесала лодыжку, скребя ногтями по тонким штанам. Скривилась. Пот размазался по спине и в подмышках, кожа на голове зудела. Но она не двинулась с места. Вялясь под жгучими лучами, нарочно толкала себя к злобной решимости.
– Все, идем. Я чешусь не хуже соседского пса.
– Он точно ушел?
– Похоже.
Вика завела лоснящиеся волосы за ухо и слабо кивнула. Бесшумно поднялась – высокая и бледная. Вера соскочила на пол: «Давай руку». Прошли, остановились, еще раз ловя звук. Ничего. Стиснув горячую ладонь сестры, Вера открыла дверь.
Серый, длинный коридор. В пяти шагах от них – лестница вниз. По привычке, не отводя глаз от родительской спальни, быстро подскочили к лестнице. Спустились, касаясь ладонями теплого металла перил.
Что-то щелкнуло справа – в кухне.
Вера толкнула сестру к ступеням, ровняя дыхание, повернула голову на звук. Снова щелчок и мерное гудение.
– Холодильник.
Сглотнув, она потащила Вику за собой.
Пройдя через зал с низкой, оранжевой люстрой, остановились у ванной.
– Давай, – она схватила сестру за плечи. – Только шустрее.
Защекотало у локтя, подтянув рукав, Вера почесалась. Красные полосы выступили на коже, скаталась грязь. Как она устала в такую жару носить штаны и футболку с длинным рукавом. Но лучше так, не дай Бог увидеть ему голую коленку или локоть.
– Не стой, Вик! Прошу.
– Конечно, – вяло ответила она, давя на выключатель. Открыла дверь.
Свет лег на волосы, разогнал мрак, и Вика ожила. Торопясь, сняла одежду бросая как попало, двинула блеклую шторку, забралась в ванную. Открыла воду, прильнула к холодным струям. «Как хорошо». Две жаркие недели он издевался над сестрами, запрещая мыться. И теперь они не упустят момент.
Слушая песнь капель, Вера облизнулась, представляя, как будет смывать всю покрывшую тело гадость, зажмурилась.
Но пока рано.
Она ловко скользнула к дверям. Дернула ручку – закрыто, глянула на ключницу – пусто. Легко подскочила к окну в зале и, прилепив щеку к стеклу, высмотрела калитку. Она будет следить за ней, пока Вика купается. Потом ее сменит сестра, и шустрые капельки застучат по ее голове, рукам и ногам. Она возьмет мыло, обведет им каждый сантиметр тела, мочалкой будет тереть и тереть кожу, пока та не станет красной, а вся грязь не стечет в маленькое, круглое отверстия на дне ванны. «Торопись, Вика».
От пота и волнения зачесался лоб. Двинув к нему руку, она застыла – калитка резко поехала в сторону. «Нет! Нет! Нет!». Отец тяжелело ступил во двор. Вера бросилась к сестре. Жаркая, липкая духота отступила. Холод стянул губы.
– Выходи, Вика! Скорее! – кричала она, заскочив в ванную.
Сестра молчала.
– Ты оглохла, что ли? – Вера рывком сгребла шторку, пара колец хрустнула, отрываясь от штанги.
Вика гнала водой остатки мыла с плеч, что-то шепча. Коричневая пена шустро скатывалась по спине и ногам. Открыв глаза, она повернулась к сестре, и все стало ясно по одному взгляду.
– Бежим!
Вера кивнула, помогая сестре выбраться. Раздался долгий, колючий скрип – пятка Вика съехала по влажному боку ванной, а следом – холодный, тесный лязг ключа в замке.
Они побежали.
От гулких ударов сердца заложило уши.
Схватив сестру за плечи, Вера подталкивала ее вперед, торопя и направляя. Все скрутило и сжало внутри.
«Быстрее!»
Вика неслась по ступеням, оставляя мокрые следы, волосы перепутались, отяжелели. Роняя мелкие капли, она забралась наверх. Рывками дыша ей в затылок, поднялась Вера. Дрожа толкнули дверь, вваливаясь в комнату. Хрустнул замок.
Вера осела на пол. Взбитая бегом одежда толкала вонь ее собственного тела в ноздри. Она заскулила и, стянув за шиворот майку, бросила в сторону. Придвинула колени, спрятала глаза.
Вика, голая и мокрая, завернулась в одеяло, легла на кровать. Глядя на скрученные, объеденные тлёй листья, зарыдала, сжав зубами кулак.
За дверью глухо катился по ступеням звук отцовских шагов.
Часть I
Июль.
– Отпусти меня. Прошу. Я страдаю и раскаиваюсь. Я делаю это каждый день уже столько лет, а ты тянешь меня назад. Отпусти. Я хочу жить и всегда хотела. Прости.
Сложив руки на столе она опустила голову. Уткнула лоб в плечо и закрыла глаза.
– Прости…
1
Никита