Михаил Акинфов попытался ударить Бренка в грудь. Мишка ловко отбил руку противника, и, перехватив её у локтя своей правой рукой, рванул на себя. Боярин потерял равновесие, полетел вперёд. Бренок изловчился, и прежде чем Акинфыч упал, успел левой рукой дать ему затрещину, а ногой – пинок для скорости. Но, несмотря ни на что, Михаилу всё же каким-то чудом удалось удержался на ногах.
Все так или иначе наблюдали за ними – Семён Мелик и Григорий Капустин внимательно следили за поединком, оценивая правильность того или иного приёма. Владимир Серпуховской со своими людьми откровенно болел за сына Ивана Акинфовича, Грунка Федор за Бренка, а Андрей Серкиз и Иван Толбуга, разговаривая о чём-то своём, лишь изредка удостаивали поединок своим взглядом, снисходительно мотая головой, когда тот или иной борец допускал очередную ошибку.
– Вон, смотри, видишь вон того боярина. Это Андрей Серкиз. Его отец Серкиз, или по-татарски, Черкиз, чингизид, бежал из Орды лет пятнадцать назад. И устроился ко мне на службу. Ты понимаешь? Он, царевич Орды, и в услужении у Великого князя! Не царевича, а князя! Да это всё равно, что князь будет в услужении у безродного боярина! А Черкиз крестился, и уже под христианским именем Иван просто стал служить мне, как простой боярин. И его единственный сын сейчас служит мне верой и правдой. И пойдёт вместе со мной и в огонь, и в воду. Заметь, пойдёт не за мной, а со мной, и даже, скажу более, с радостью пойдёт впереди меня, чтобы первым встретить опасность лицом к лицу! И его сын Старко, а затем и его дети, также безропотно пойдут вместе со мной и моими детьми!
Дмитрий указал пальцем на Семёна Мелика.
– Семёна ты знаешь. Кто он? Литовец, тоже пришлый. Внук великого князя литовского Гедемина! Ты понимаешь? Он не из рода Рюрика! И вот, я доверяю ему охранять свою спину. Почему? А потому что заслужил, вот почему! А вон Михаил Бренок. Кто он? Никто! Без роду и племени. А ведь его каждая собака знает! А почему? Да потому что он, как пёс, служит мне верой и правдой!
Тем временем Михаил Акинфов, ухватив Бренка за пояс, перебросил его через себя. С глухим стуком Мишка шлёпнулся плашмя на землю, под тихое ликование Серпуховского князя и одобрение Григория Капустина. Дмитрий с Сергием отойдя от окна, вновь сели за стол.
– А боярин Дмитрий Боброк? Он сын литовского князя Кориата-Михаила Гедиминовича! И вот он, несмотря на то, что из рода Гедемина, так же служит мне! И как служит! Девять лет назад под Скорнищевым в бою с рязанцами, четыре года назад против волжских булгар, два года назад на Воже, в прошлом году против Литвы! Да, мне очень повезло, что такой полководец воюет за меня, а не против!
Дмитрий посмотрел на Сергия. Понял ли он то, что хотел сказать Великий князь? Понял ли он, что боярство уже начало дряхлеть, и он, Дмитрий, это видит? Понял ли он, что сейчас, да и потом, дряхлое боярство никому не нужно? И не только боярство!
– А с князьями всё обстоит ещё жёстче! Имея земли, закреплённые за ними и передаваемые по наследству, они служат зачастую лишь на словах. Постоянно что-то требуя для себя, на правах «малого» и