сами, в которые вплетены стальные нити седины. Под тяжелым взглядом глаз цвета пламени, отличающих расу въерхов, любой почувствует себя неуютно. Его сила и власть непререкаемы, и именно они подбрасывают со стульев всех без исключения политари, даже ведущую протокол девушку. Сидеть в кабинете остаемся разве что мы. То есть я и К’ярд.
– Ньестр К’ярд. – Политари не двигается с места, вытянувшись в струну. – Со слов ниссы Мэйс сегодня ночью на нее было совершено нападение…
– Довольно. – В мою сторону он даже не смотрит, смотрит исключительно на своего сына, и я каким-то непостижимым образом чувствую, насколько тот напряжен. – Лайтнер.
Он поворачивается к отцу и поднимается. Сейчас, когда они стоят лицом к лицу, я замечаю, насколько темнее у младшего К’ярда глаза. Темнее в том смысле, что я никогда не видела у въерхов таких глаз, погасших, как опрокинутая со стола лампа. По лицу правителя Ландорхорна проходит судорога, от которой градус напряжения в кабинете стремительно возрастает.
– Нэрптан Диер сказал правду. Сегодня ночью на Вирну было совершено покушение…
– На Вирну. – Теперь, наконец-то, он смотрит на меня, но смотрит так, словно не против раздавить, а потом пойти помыть руки и забыть, как о досадной неприятности. Раньше этот взгляд вдавил бы меня в стул, но не сегодня. Не сейчас. Не после того, как Ромина швырнула меня в море со связанными руками, без единого шанса на спасение.
Поэтому я возвращаю ему прямой взгляд.
На миг в его глазах мелькает изумление, смешанное с раздражением, которое тут же сменяется хрустящим холодом, когда он снова смотрит на сына.
– Лайтнер, мы уходим.
Он уже почти разворачивается, когда слышит:
– Нет.
На этом у меня сдают нервы. Я могу сколько угодно делать вид, что мне все равно, но мне не все равно. Я упала с огромной высоты, у меня болит все, что только можно, я мысленно попрощалась с сестрами, и сейчас, когда я все это понимаю, меня начинает трясти. При мысли о том, что сегодня утром Митри и Тай могли остаться одни, что их в лучшем случае запихнули бы в самый дешевый социальный приют, что меня бы даже не нашли, а Ромина с подружками продолжала бы бегать по вечеринкам, красить ногти и улыбаться.
– Мне пора, – говорю я и сбрасываю плед.
Мои слова вспарывают тишину гораздо резче, чем это только что сделал Лайтнер, и теперь все смотрят на меня.
– Я вас не отпускал, нисса Мэйс. – Голос К’ярда-старшего ударяет в меня волной.
– А я у вас не отпрашивалась. Все мои показания зафиксированы, при желании вы можете с ними ознакомиться.
Не дожидаясь ответа, огибаю его и выхожу в коридор. В голове у меня творится нечто странное: события последних часов скатываются в клубок водорослей, вытащить из которых хоть одну связную решительно не получается. Меня бросает то в жар, то в холод, трясет и колотит так, что зуб на зуб не попадает, я бреду по коридору, обхватив себя руками и думаю о том, что мне нужно как можно скорее попасть домой. Каким-то чудом умудряюсь даже найти выход из участка, но только оказавшись на центральном проспекте понимаю, что у меня нет ни сумки, ни тапета, ни документов.
Эта мысль обрушивается на меня в тот самый момент, когда из участка вслед за мной вылетает К’ярд. Он очень вовремя: его появление спасло меня от желания сползти по стене и завыть, уткнувшись лицом в колени.
– Куда ты собралась? – рычит он.
– Домой.
– Тебе нужно в больницу.
– Мне нужно домой.
Мы смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, что во мне не осталось сил. Я не могу даже спорить, не говоря уже о чем-то большем, но к счастью, он спорить тоже не собирается.
– Домой так домой, – говорит он и указывает на припаркованный чуть поодаль эйрлат.
Сопротивление бесполезно. А главное, бессмысленно, потому что без него я не попаду домой, я вообще никуда не попаду, поэтому я молча иду к машине. Молча сажусь и смотрю только вперед. Пока мы взлетаем, пока движемся над городом в сторону Пятнадцатого. Сменяются районы, один за другим, но я молчу.
Стараюсь не думать о том, что произошло, но не думать не получается.
Алетту еле вытащили, меня тоже, но для Ромины это просто испорченный вечер. Для въерхи просто испорченный вечер – то, что могло стать концом жизни для двух обычных девчонок.
И стало бы.
Если бы не К’ярд.
Он тоже въерх, но он меня спас. Этого я не могу отрицать, поэтому и говорю:
– Спасибо.
– О, – он вскидывает брови, – благодарность от Вирны Мэйс. Сегодня что-то случится.
Я отворачиваюсь.
– Прости, – доносится спустя минуту. – Насколько ты понимаешь, я тоже слегка не в себе.
Я не отвечаю, просто смотрю на проносящиеся мимо дома, границы районов побогаче не настолько резкие, как у дальних. Когда они сменяются, эйрлат словно пересекает невидимую черту, где стены становятся грязнее, этажность – ниже, а улицы превращаются из широких