ми и грохотом басов и барабанов. На несколько секунд он стих, но потом снова раздался гулкий рокот и певец снова завопил во всю мощь своих прокуренных легких.
На секунду пожалев, что Виктор не поехал с ней, Лина встала. Половина двенадцатого ночи. В конце концов, здесь не ночной клуб, а респектабельный отель, постояльцы имеют право на тишину и покой.
Она постучала в соседний, триста девятнадцатый номер, но ее интеллигентный стук утонул в пучине роковых децибелов. Тогда она ударила в дверь ногой. Три раза. Без особой надежды, что ее услышат. И уже оглянулась в поисках кого-нибудь из служащих отеля, как вдруг музыка стихла и дверь триста девятнадцатого открылась.
На пороге стоял довольно высокий, на полголовы выше Лины, худой мужчина в несвежем махровом халате противного серо-зеленого цвета. Возраст его уже явно перевалил за критический, да и образ жизни, судя по внешнему виду, был не самый примерный: помятое лицо, красные набрякшие веки, густые всклокоченные волосы, в темно-пепельном цвете которых попадались тонкие седые пряди, похожие на мелированные.
В течение долгой паузы он без выражения смотрел на Лину, а Лина на него. Потом он улыбнулся. Но все еще молчал. Наконец Лина, усилием собрав в одно целое себя, всю разлетевшуюся на атомы, заговорила с ним по-английски, как привыкла говорить в последнее время, находясь в шикарном отеле в центре Праги и в соответствующем окружении.
– Ваша музыка вторую ночь мешает мне спать.
– Мне очень жаль, – откликнулся он. – Я думал, всем нравится. Пока еще никто не приходил жаловаться.
– Я первая? – улыбнулась она.
Он помолчал, с улыбкой глядя на нее.
– Хотите бренди?
– Если только пару глотков… Чтобы быстрее заснуть…
Он шагнул назад, пропуская ее в номер, и она вошла, поражаясь самой себе, как вчера вечером поражалась коллеге из группы, обычно жеманной до оскомины и благовоспитанной до отвращения, кроющей матом официанта, принесшего не тот сорт шампанского. Отдельных слов официант, кажется, не понял, но смысл был вполне очевиден. Оправдание у дамы, по мнению Лины, имелось, но сомнительное – до шампанского она выпила не менее бутылки водки. И все же было стыдно. И странно. За приличным фасадом немолодой, но еще грациозной антилопы таилась медведица. Впрочем, странно ли это? Лина потом несколько раз возвращалась к этой метаморфозе с коллегой, в голове ее возникали различные сравнительные образы, удачные и не очень, потом был звонок Виктора и Лина забыла об этом случае. И вот сейчас вспомнила вновь.
Неужели и за ее приличным фасадом таится кто-то, незнакомый даже ей самой? Могло ли когда-нибудь случиться такое, чтобы она вошла в номер к постороннему мужчине, ночью, согласившись с ним выпить? Нет, не могло. Но случилось. И Лина, поражаясь себе, тем не менее точно знала, что поступила абсолютно правильно, и другого варианта у нее просто не было.
– Алехандро Пулитц, – он протянул ей руку и она, поколебавшись, слегка коснулась его ладони.
– Лина.
– Хорошо, – одобрил он. – Прошу.
В номере его, таком же, как у Лины, был бардак. На журнальном столике стояли бутылки – две пустые, одна початая и одна еще не открытая, множество рюмок и бокалов. Одежда валялась на кресле и на полу. Один из предметов одежды, не принадлежащий хозяину номера, а именно – белый бюстгальтер небольшого размера, лежал на венском стуле, к которому подошла Лина, намереваясь сесть. Алехандро, не смутившись, двумя пальцами приподнял бюстгальтер и перебросил его на кресло, в кучу одежды. Лина сдержала порыв смахнуть с сиденья якобы пыль, села.
– Вам нравится такая музыка? – спросила она, кивнув на временно заглохший проигрыватель.
– Нет. Но я привык к ней. Она лучше всего заглушает тишину.
– А вы не любите тишину?
– А вы не журналистка?
– Нет… Почему вы так подумали?
– Задаете вопросы.
– Задайте и вы.
– Если честно, я вчера слишком много выпил… Или сегодня?
– Сейчас почти полночь.
– Да?.. Значит, сегодня. Я спал, вы меня разбудили, в голове моей вакуум и ни одного вопроса.
Он протянул ей рюмку с бренди и сел в кресло, прямо поверх вороха одежды; сделал небольшой глоток из своей рюмки, в упор глядя на Лину. Глаза у него, несмотря на красные припухшие веки, были необыкновенны. Два голубых бриллианта, не потускневших от времени, как и положено бриллиантам. Ясные, яркие и наверняка светящиеся в темноте…
Лина, подумав о бриллиантах, вспомнила упрек Виктора: «ты набита пошлостями как дурак цитатами из фильмов». Да, этим она грешила с детства, Марго всегда смеялась над ней. Тем не менее Лина поступила в университет на лингвистику, хоть и на английское отделение.
– Вы спали под этот грохот?
– Да.
– А я люблю тишину. Я хотела поселиться в другом отеле, небольшом, где-нибудь на окраине, но выбора не было.
– Почему?
– Всю нашу группу поселили сюда.
– Вы