ну собранного старого чемодана, вокруг лежали вещи.
– Мам, я же просил ничего не делать с моими вещами! – возмутился молодой человек сходу.
Ему было неприятно, что в его вещах копаются и вдвойне неприятно, что его символический шаг во взрослую жизнь – упаковку вещей взяла на себя мать.
Его мама, Мила Сергеевна была ещё довольно молодой, энергичной женщиной. На её лице были видны следы тяжёлой жизни, которая выпала на их с мужем долю, но глаза хранили искорки вольного задора, за который будущий муж – Егор Павлович, её и полюбил.
– Ладно тебе, не ругайся. Тебе отец ещё что-то хочет сказать, иди поговори с ним.
– Нет, мам, я сам должен собрать свои вещи, как ты не понимаешь!
– Ой, какой ты нудный. Ладно, я не буду. Пошли к отцу.
Домик был небольшим: несколько комнат на первом этаже и тесная, но уютная мансарда. Галактион проследил, чтобы мать вышла из его комнаты и пошёл в кабинет к отцу.
На столе лежали бумаги, отец внимательно проглядывал их.
– Я вот читаю твой договор с университетом и не могу найти пункта, что ты должен отработать несколько лет после окончания.
Галактион закатил глаза.
– Это не целевое направление, – сказал он – я поступил на бюджет. Я просто учусь там бесплатно и не должен ничего отрабатывать.
Отец покачал головой.
– Государство за твоё обучение заплатит, а потом ничего с этого не получит. Это неразумное расходование средств.
Галактион не стал спорить с отцом. У них давно были разногласия насчёт роли государства в жизни общества.
– Значит, ты будешь учиться бесплатно и станешь в конце…
– Я стану политологом, ты знаешь.
– Да, знаю я… Политологи, экономисты, юристы, лучше бы побольше людей шло в реальное производство. Кто, по-твоему, это всё на себе держит, политологов твоих? На чьём горбу промышленность стоит? На реальном секторе и стоит, на рабочих руках. А остальное: политика, политология – только прицеплено к этому.
Отец помолчал.
– Ладно, поступил уж.
Галактион знал, что отец в действительности не против его поступления. То есть, он предпочёл бы, чтобы сын пошёл в «реальную профессию», но внутри Егор Павлович гордился им. В сущности, сейчас ему просто хотелось поговорить, и он использовал ворчание как повод: сын надолго уезжает в Москву.
Егор Павлович собрал бумаги в стопку и стал убирать в архаичный жёлтый конверт. Это, кстати, тоже было следствием упрямства Егора Павловича. Когда он узнал, что документы в университеты рассылают в электронном виде, он возмутился тем, что люди в глубокой провинции могут попросту не иметь компьютера – как тогда подать заявку на поступление? В их доме был и компьютер, и интернет, но Егор Павлович просто не хотел в вопросе будущего своего сына полагаться на электронику и настоял на том, чтобы Галактион отправил бумаги. В тайне, когда жена и сын уже спали, он просматривал присланные обратно, завизированные положительными ответами документы и о чём-то крепко думал. Так казалось его жене, когда она подсматривала сквозь дверной проём. На самом деле Егор Павлович испытывал острейшие эмоции: его обуревали гордость, страх и чувство утраты. Галактион будет первым в семье, кто поедет в столицу из их родной владимирщины.
Галактион взял конверт. Они с отцом обнялись, тот словно бы всхлипнул – так, по крайней мере, показалось Галактиону, и он пошёл в комнату – собирать вещи.
Когда всё было готово, они сели в светлой гостиной, мать накрыла стол с чаем и плюшками. Родителям хотелось, чтобы застолье длилось как можно дольше, а сын рвался скорее покинуть дом, чтобы успеть на более ранний поезд. Наконец, когда уже стало понятно, что время пришло, Галактион встал, за ним встал и отец, мать осталась сидеть. От волнения у неё начался тремор – следствие многократных нервных перегрузок.
Звеня чашками, они с отцом отнесли грязную посуду на кухню, мать в это время пришла в себя, тоже встала, но к этому моменту всё уже было готово, Галактиону пора было выезжать.
Светило позднеавгустовское солнце, было тепло. Они вышли за ворота. Егор Павлович оттёр сына от ручки чемодана – хотел сам вынести его. Он поставил чемодан на асфальтированную площадку перед домом. Подъехало такси. Егор Павлович крякнул.
– Как не вовремя моя ласточка полетела, – сказал он.
За день до отъезда сломалась его старая «Лада».
Мать обняла сына. Все слова были уже сказаны. Галактион удивился, но мать держалась заметно лучше отца. У того все мускулы лица дрожали, было видно, что он сдерживает слёзы, и от этого Галактиону было очень неловко, он хотел поскорее уехать.
Егор Павлович обнял сына, хлопнул по спине, желая скрыть сентиментальность, но во всём порыве, в каждом микродвижении сквозило его расстройство. По правде, он и сам не понимал, почему так расстроился – они ведь прощаются всего на полгода, до ближайших каникул.
Таксист, загрузив в багажник чемодан, ждал.
– Ну что, бывай, сын. Звони, –