никакой общей картины нет?
– Есть. Это магазин. Да, каждый раз все начинается в магазине. Я не могу найти выход из него.
– Что за магазин? Реальный или вымышленный?
– Там продаются мебель и товары для дома. Всякая мелкая утварь.
– Вы можете управлять собой во сне?
– Да. Но если бы проблема заключалась только в этом, я бы не стал вам звонить. Блуждая по магазину, я слышу голоса. Как будто другие покупатели тоже потерялись и не могут выбраться. Однако, стоит мне пойти на голос, как я вновь оказываюсь в пустом коридоре.
– Вам ни разу не удавалось выйти из лабиринта?
– Один раз я наткнулся на бесхозное помещение. Там кто-то прикрыл люк в полу куском картона. Я отодвинул его и обнаружил дыру, абсолютно черную. Дыру в моем глазу.
– Что вы сказали?
– И кто-то сзади столкнул меня. Я летел кубарем в абсолютной темноте. Пока не упал с большой высоты на линолеум. Было чудовищно больно, но я не мог проснуться. Лежал на полу с переломанными костями. Я оказался все в том же магазине, только расположение залов изменилось.
– Вы не могли проснуться?
– Это и есть моя главная проблема. Я звоню вам из телефонного автомата в прикассовой зоне.
– Простите, что? Где вы сейчас находитесь?
– Помогите мне.
Конец записи.
ПРОЛОГ
Поезд мчался над верхушками деревьев. Их пушистые ладони щекотали брюхо монорельса. Ольга проснулась, когда солнце еще только-только выползло из-под горизонта, но сон сию секунду улетучился. Она видела Шомушку впервые: эти места оказались совсем не такими, как их описывали на гугл-картах. Деревья выше, а вода — темнее. Впрочем, сделать общие выводы мешал сильный туман. Облака под собственной тяжестью опустились так низко, что Ольга невольно всем телом ощущала их влагу. Даже будучи под защитой уютного вагона.
Оправдались только рассказы Тальберга о внезапных интерьерных изысках. Казалось бы, кто станет заморачиваться над простым шаттлом для сотрудников, курсирующим из города до научного комплекса? Ольга в исступлении снова и снова проводила рукой по золоченым перилам скамьи. Филигранная рукоятка (таких уже лет сто не делают) в виде головы рыси с черными бусинками-глазами, витраж, венчающий широкое окно, шелковые занавески — все выглядело настолько элегантно, что Ольге с трудом верилось в правдивость происходящего. Ей казалось, будто все вокруг — декорации для кино, где на сцене вот-вот должна появиться съемочная группа.
— Вам нравится поезд, Ольга Григорьевна? — улыбнулся пожилой господин на соседней скамье. От Ольги его отделял проход, застеленный красным ковром, возраст которого тем не менее было уже не скрыть.
Женщина подняла глаза на неожиданного попутчика, не сразу сообразив, откуда доносится голос.
– Очень.
– Первый раз в нашем институте?
– Да… — Ольга помедлила. – Надеюсь, получится остаться здесь навсегда.
– Опасное это слово: навсегда, – усмехнулся старик. – Как только начинаешь его произносить, планы твои стремительно меняются.
– Да, я про такое знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Любому, кто пережил шторм, мало-мальски тихая гавань покажется раем.
– Неужели?
Ольга запнулась, решив промолчать и не провоцировать деда развивать диалог. Здесь невыносимо красиво. Так, что, впитывая эту красоту каждой клеточкой тела, не хотелось оставлять внутри место для пустой болтовни.
Тем не менее старик и не собирался исчезать. Вместо того чтобы верно истолковать молчаливый намек, он уселся напротив Ольги, опершись узловатыми локтями на зеркальный лак столика.
– Надеюсь, я не покажусь вам чересчур навязчивым, Ольга Григорьевна, – вновь заговорил он с надеждой. – Дело в том, что наш институт сейчас не в самом лучшем положении. После той трагедии в Санкт-Петербурге мы бросили все силы на… скажем так, латание дыр. Несколько ведущих сотрудников после тех событий подали в отставку. Как, например, ваш предшественник. Но вы об этом, конечно же, знаете.
Ольга отвернулась от окна и уставилась на попутчика, пожалуй, слишком бесцеремонно. Немного смутившись, она поспешила объясниться:
– Просто я никогда не видела ничего подобного. Признаться, я даже не знала, что у нас в стране есть подвесные железные дороги.
– Шаттл сохранился со времен Союза. Тогда реки частенько разливались по весне так, что железная дорога приходила в негодность. А специфика нашей работы требовала постоянных разъездов. Кроме того, для иностранных гостей этот шаттл сродни визитной карточке института. Сказать, что нас хорошо финансировали — ничего не сказать. Впрочем, никто и представить себе не мог, чем здесь будут заниматься полвека спустя.
– Моя работа до сих пор ограничивалась теорией, – Ольга мягко перевела тему. – И когда я получила приглашение,