ь ею всей.
Синхронизация через пять, четыре, три, два, один, ноль-ноль-ноль-ноль.
Начинается все с того, что она не отключается, и сворачивает шею тому слева, нащупывает скальпель, перерезает тем горло другому. Они привыкли, расслабились, по двое ходят, и тревожный сигнал о ЧП вялый после всех этих проверок и разделения обязанностей.
У нее есть немного времени на исполнение давней мечты, а ходить в больничной тряпке на голое тело ей претит. Первый труп подходит идеально. Она разрезает одежду выше, ближе к шее, снимая аккуратненько белый халат и то что под ним. Раздевается догола, оставляя трусы, и переодевается прежде, чем успевает согреться, пачкая красным новую одежку. Благо, нашелся ремень – не цвета ее кожи – далеко не светлой – белый совсем. Но дырку пришлось новую проделывать одним резким движением, едва не порвав к чертям, подворачивать рукава и штанины. Оборудование теперь в ее распоряжении. Как стерильненько тут и свет какой яркий, а откуда она взяла скальпелей столько и клевых скальпелеподобных штук – лучше не думать.
Труп – мужчина лет тридцати с ничем не примечательной, блеклой внешностью, таких тысячи, но именно он говорил про халяву своему напарнику сквозь повязку. Лакшми ее на нем и оставила, к трусам в напарники. И, пока тепленький, греется его кровью из глубокой раны в животе, которая теперь везде, слизнула – клубника. И теряет на этом драгоценные секунды, нужно бежать наверх, к основанию перевернутой пирамиды, и именно это становится ее целью. Тошнота настигает ее где-то в процессе, она блюет кровью, думая, что чужой, но слабость накатывает волнами. По ключицам у нее прыгают охранные лазеры, она благополучно заставляет их спуститься, но, когда они достигают колен, сигнализация все равно срабатывает, и Лакшми глупо прыгает кузнечиком, пытаясь сохранить ноги. Запустивший это мудак все равно скоро поймет, что неизбежно отбросит коньки.
<i>«Я знаю траекторию твоих пуль еще до того, как ты нажмешь на курок, даже когда стреляешь очередями». </i>По пути Лакшми открывает клетки. Теперь другие детки где-то тут – одной расы с ней, расходный материал, покромсанный весьма. С каждым этажом хитроевыбаннее наверх – не настроили простых лифтов. А там сюрприз – лаборатория полностью автономна, хоть картошку выращивай, и воздухом снабжает навороченная система кондиционирования, выхода не предусмотрено. Она уже наблевалась кровью, кажется, что ничего не сможет, а следом солдатики – откуда их, сука, столько – и ученые вооружились, из отнятого у жмурика пистолета всех не перестрелять. А они вот-вот будут здесь и просто убьют, теперь-то зная, куда лучше целиться – в улучшитель рефлексов и физических характеристик. Она уже на первом этаже, превратилась в одно кровавое пятно с ногами в мясо, израненная, на лице царапины, и – нет, не бьется до крови о белые стены – просто желает выбраться, хочет уйти. Чип в мозгу умеет перерабатывать материал. Гнется в каркас металл, белоснежными халатами выстилается жесткий салон, из глубин лаборатории тянется резина, стягивается в колеса, из всего подручного лепится нечто, отдаленно напоминающее кабриолет из говна и палок, без фар, зато с крыльями как у самолета. Ну и ладно – думает она – зато полноценная летающая тачка на красном песке марсианском, не снести бы себе голову во время полета и не продрогнуть на границе атмосферы с открытым космосом, не задохнуться.
Они вызывают зачистку – она уничтожает их щиты и хуярит чьей-то ядерной боеголовкой по ним. Они успели что-то кому-то там наболтать, но она уже летит прочь от ядерного гриба. Тот простирается на многие километры, его видно из космоса на песке, живописно, только ее средство передвижения ударной волной откидывает в сторону в по-настоящему мертвую петлю, и зарево уже не кажется таким красивым, когда ее начинает бросать из стороны в сторону. Она цепляется за горячий металл, за пластик, трясет все сильнее, внизу котлован от взрыва, воняет паленым, и черные тени террористов и подопытных…
Когда Лакшми наконец подтягивается на руках, то не пытается рассмотреть атомную геенну вдалеке.
А детки из клеток все равно все издохли. Так она и живет.
Оказывается она на полуострове террористов, но что здесь делали белые?
– <i>Это Жозеф, и ты только что спиздила мою ракету</i>, – заявляет мужской голос в ее голове. Лакшми не хочет отвечать, но выдает: «Мне сейчас не до тебя» – и вправду, она вся в холодных и мокрых тряпках.
– <i>Ага, а потом будет поздно, сворачивай, Лакшми, ты летишь не туда</i>.
– Повторяю, кто это и что тебе нужно? – спрашивает она, чувствуя желание собеседника «там» сделать фейспалм.
– <i>Это Гонконг, твой приятель и почти брат, хочешь узнать о микрочипе в башке побольше, «бесплатно и без смс?»</i>
Она говорит «нет» и отключается. Ей видится лысый чувак в татушках. В натуральном не то замке, не то дворце – пафосном доме с серым небом за окном. Лакшми видит и фасад дома, и чувака, и кокс, даже не зная, что белый порошок – это кокс. Разрывает контакт, в последний момент возвращая себе управление колымагой, в итоге нарываясь на своих первых террористов.
Жозеф