думающего иначе.
Илья уже пожалел о своем порыве, но благожелательный тон Овадии словно приглашал его сказать все до конца:
– Вы, конечно, знаете, что Создатель признавал наших праотцев, однако это были великие люди, что позволяло им общаться с ним, как равным – Авраам, споривший из-за каждого спасенного в Содоме, или Иаков, боровшийся с ангелом, который, в сущности, был…
– Элоким! – дополнил его старый каббалист – Что же, ты неплохо знаешь Танах. От отца, наверное, или деда? А рассказали ли они тебе о другом еврее, Ешу, что две тысячи лет назад проповедовал подобное и был распят? Так вот, – его тонкий голос дрогнул от нескрываемого сочувствия, – тебе нужно знать, что ты выбрал очень опасный путь!
И как бы в подтверждении его слов, воздух разорвала ослепительная вспышка молнии и затем – тяжелый удар грома, отчего свет в зале погас, а когда вспыхнул вновь, оказалось, что на старинную мозаику упала большая люстра и разбросала вокруг цветные осколки арфы Давида.
Присутствующие испуганно кинулись назад, а Илья, наоборот – к месту случившегося и убедился со вздохом облегчения, что все фрагменты целы и просто выпали из креплений. Остальные с интересом следили за тем, как он укладывает их на прежние места – осторожно и, сдерживая волнение, словно это не мозаичный рисунок, а древние струны, которые еще удивят мир прекрасными звуками.
Но рав был недоволен. Приблизившись к Илье, он раздраженно сказал:
– Вам нельзя оставаться здесь. Эта молния… Вы уже накликали беду на нашу голову!
Тут входная дверь с шумом распахнулась, впустив двух мужчин в черных пальто и таких же шляпах, а за ними – старушку с красным зонтом, которой они не давали пройти, говоря:
– Тут молятся только мужчины!
– Братья Луэль! – приветствовал их рав. – Вот и будет у нас миньян. – И подойдя, сказал женщине. – Я вас знаю, вы – Хая, приходите сюда молиться почти каждый день. Но поймите – здесь вам нельзя быть!
Та пыталась защищаться:
– Там, наверху, где место для нас, все завалено досками!
– Мы скоро начнем ремонт! – объявил рав. – А теперь уходите! И вы тоже! – протянул он руку к Илье.
– Я только закончу с мозаикой! – отозвался тот.
– Нет! – уже почти кричал рав. – Это должен делать верующий еврей! – и его поддержали голоса остальных. – Ведь эту арфу дал царю Давиду Элоким!
– Вот-вот! – уже не владея собой, взорвался Илья. – Давид и его сын Соломон были последними великими людьми, с которыми общался бог. А потом он отдалился от нас, жалких, лживых, думающих только о собственной выгоде!
Тут снова раздался мощный удар грома, а после него – дрожащий фальцет старого Овадии:
– Ребе, пусть они останутся! Вокруг гроза, дождь!
– Ничего! – впервые возразил ему тот. – Дождь – это благословение неба!
– Идемте отсюда! – в каком-то остервенении крикнул Илья плачущей женщине и потянул ее за собой.
Они были сразу схвачены беснующейся тьмой, где бушевал ветер, хлестали холодные струи ливня и путь терялся под гаснущими фонарями.
– Здесь