на восемьдесят я ответов дать не мог. Мои знания по литературе носили крайне несистемный характер и половину из того, что нужно знать, я не читал вообще.
Литература не подходила. Биология? Изучать всякую гомозиготную херню тоже не хотелось. Из химии я слышал только о спирте. При мысли о физике на голове волосы, будто наэлектризованные, вставали дыбом, мозг съеживался до размера кварка и пускался в спиновое вращение. География? Я дальше Кисловодска никуда не выезжал и кроме очертаний материков на карте мира ничего не видел.
Мои размышления вместе с большой стрелкой часов бежали по кругу снова и снова, снова и снова. Подобно ей, они раз за разом проходили по одним и тем же значениям, доводам и аргументам. Под утро я уснул с мыслью, что я безнадежен, глуп, ни в чем не разбираюсь и ничего не умею. Я продолжал процесс самобичевания даже во сне – мне приснилось, будто я голый сижу на железном холодном стуле в пустой комнате и каждой раз, когда секундная стрелка пробегает по цифре 12, бьюсь лбом о стол.
Решение проблемы пришло в кабинете завуча, когда я, снова дрожа от волнения и неуверенности, склонился над списком фамилий, за которыми скрывались уже определившиеся в жизни люди. За секунду до того, как ручка опустилась на белый лист бумаги в графу, где я вчера поставил жирную точку, я подумал: впишу то, отчего меня не тянет блевать, и то, что выбирают, когда не могут определиться – пусть это будет история и обществознание.
Вот так я определил себе судьбу. Вот так я выбрал для себя будущее. Завуч сказала, что теперь я должен сосредоточиться на этих дисциплинах, теперь я могу ходить на дополнительные занятия. После ее слов я чуть было не вычеркнул их, но, вспомнив позавчерашний разговор с матерью, смиренно покинул кабинет.
Кстати, вчера впервые с начала учебного года я сделал домашку. Было невероятно сложно заставить себя сесть вечером за учебники, но я все же смог.
12 ноября. Вторник
Пошла вторая неделя месяца ноября, второй четверти и моей новой жизни, в которой я прилежно учащийся ботан. Я делаю всю домашку. Точнее, пытаюсь делать всю, но там, где начинается откровенно абсурдная херня, приходится забивать. Тогда я закрываю глаза и говорю про себя: «Ладно, Кирилл, успокойся и вдохни поглубже. Видимо, пришло время послать их всех в жопу». И я посылаю их всех в жопу. Весь этот долбанный «комбинат» с их кавычками, квадратными скобками, рамками и оценками. Я говорю себе: «Кирилл, черт возьми…» – в моих мыслях почему-то я всегда разговариваю как брутальный ковбой из старой рекламы Мальборо с сигаретой в зубах, обязательно использую словечки типа «черт подери» и «сраные копы» – я говорю себе: «Кирилл, черт возьми, будет ли то, чем ты занимаешься сейчас, так же важно через пять лет, через десять лет, через пятнадцать лет…»
В моих закипающих мозгах все смешивается. Я перестаю видеть разницу между интегралом и пределом. Я беру в руки недочитанную книгу – черные значки букв разбегаются по желтому пергаменту – я пытаюсь их остановить, но они уползают дальше за пределы страниц. В такие минуты я с ужасом хватаюсь за голову, превращаясь в живую